Александр Булкин

 

 

 

ПОЛЕВОЙ ДНЕВНИК ЭКСПЕДИЦИИ

ПО ТВЕРСКОЙ КАРЕЛИИ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

июнь – август 2004 года


21.06.2004. (5:10) Торжок

Вот и начинается моё путешествие (или экспедиция – не знаю как точнее) по Тверской Карелии. Что меня ожидает, как всё сложится, сколько продлиться – не известно, я могу только предполагать. Господи помоги! И начинается оно с самой трудной и непредсказуемой части – поездки по деревням Весьегонского района. Ничего точно не известно – ни как я и когда туда доеду, сколько пробуду, где буду ночевать, удастся ли собрать всю необходимую информацию – ведь это дебют!, в подобного рода экспедиции я никогда не ездил и учителей у меня не было – страшновато!

Экспедиция начинается из г. Торжок, сижу в электричке Торжок–Тверь, отправление 5:29, первая цель – д. Тимошкино Весьегонского района.

 

(22:30) Тимошкино

Прибыл в Тверь в 7:15 – и сразу на автовокзал. В 7:45 отправился в Бежецк. Проезжая Рамешки выяснилось, что автобус на Сандово, на который я не успел, сломался и пойдёт позже. И только я приехал в Бежецк, подходит сандовский автобус. На нём я доехал до Ха́боцкого. В Хабоцком только успел воды попить из колодца, тормознул ЗИЛ, который довёз до самой Кесьмы. А от Кесьмы – пешком.

Места здесь напоминают окрестности Строкина и Воздвиженки – небольшая холмистость, лес не сплошной, по преимуществу еловый (в отличие от Строкина). Проходя мимо карельской деревни Лобнево, решил попить воды из колодца и столкнулся там с очаровательной девушкой Дашей, набиравшей воду, а чуть позже с её бабушкой – бабой Шурой (Александрой Петровной). Дал им на заполнение 5 анкет. Те в свою очередь пригласили на ночлег. Завтра, наверное, попробую переночевать у них.

Разочаровало меня Тимошкино (может быть потому что я очень устал сегодня). Хоть и называла её А. В. Пунжина хорошо сохранившейся карельской деревней, но ей далеко до Строкина и Ключевой. По-карельски говорит только самое старшее поколение, и то в своём узком кругу, начиная где-то с ≈30 лет люди понимают язык, но не говорят. Карельскую речь в деревне не услышишь. Да и старшее поколение обильно перемежает карельские слова русскими. Тем не менее, как мне показалось, те, кто хоть немного понимают язык, твёрдо считают себя карелами. Tiedäjöidä нет и в помине, hierojoida – тоже – это сказала и Татьяна Васильевна Барсукова (Павлова) (учитель в Тимошкинской школе), и Мария Ивановна Поясова, и Беляковы, да и другие. (Хотя раньше были и tiedäjät и hierojat). Соответственно и названий трав никто не помнит; микротопонимы вспоминают тоже очень скудно, в основном – адаптированные к карельскому языку русские названия. Староста Вера Ивановна Заболотная отшатнулась от меня как от прокажённого со словами типа "хватит с меня гостей и карельских тем", хотя мне сказали, что она довольно увлекается этим.

Т. В. Барсукова без оптимизма смотрит на всё карельское в том смысле, что, по её словам, людей уже не интересует всё это, де пыталась она вести кружок "карельский язык" в школе, но в последний учебный год на него ходило 1–2 человека, а со следующего года не будет. Многие родители активно противились, чтобы их дети ходили на этот кружок, со словами: "кому это надо", хотя сами по происхождению карелы. Она же ответила в то же время, что карелы отличаются от русских особой привязанностью к природе, к лесу. "Ведь лес для карел – это всё", что карелы как никто были мастерами во всех лесных ремёслах (строительство, изготовление инструментов из дерева, приспособлений, резьба и т. д. и т. п.).

На основе общения с Барсуковой Т. В. можно делать вывод о том, что человек, свободно говорящих по-карельски, в деревне около 20 человек. В основном это пожилые люди, некоторые из них – совсем уже больные старики, одна бабка парализованная, другая – глухая совсем, у третьей – крыша начинает ехать и т.д. Только, пожалуй, 3 человека из них – люди около 40 лет. Несколько старушек, знающих язык, в последние год-два или умерли, или дети забрали в город.

Беляковы поведали, что Тимошкино – это ещё «самая карельская» из всех весьегонских деревень (тем не менее!), округа Остолопова, Чамерова, Чистой Дубровы, Чурилкова – почти полностью обрусели. Чамерове 4 бабки умеют говорить по-карельски, да и то между собой не говорят", "в Чурилкове 5 бабок (viizi akkazie) понимают по-карельски, да 1 мужик, да и то плохо говорят, все naičiečettih на русских – и не с кем и разговаривать". По их словам на восток от Кесьмы говорят "мягко", или как сказал Серёга Ванчин – "сикают" (естественно, с оттенком пренебрежения), в Тимошкине – средне, а в Максатихе, Лихославле говорят "грубо", на "ш".

Черных бань в деревне нет, раньше в печках мылись (до 50-х гг.)

В Тимошкине картофель в основном называют kartoška, а также muajaičča, к востоку от Кесьмыmuajaičča. (для сравнения в Ключевой и Строкинеjuablokka). Здесь говорят ‘r’ мягко: r’engi, r’ibu, r’iehtilä, gr’iba и т.д. (а не rengi, ribu, riehtilä, griba); seizuo (а не šeizuo).

Интересные термины:

röbö – измельченные грибы, лук, картошка, перловка и в печи варилось

čilikkä – то же, но с цельными шляпками

Клички: Samu, Hima (химик – хитрил все время), Lokno (рожа широкая как локно(?)), Gingö (лицо как gingö (?)).

М. И. Поясова и Серёга Ванчин также отметили, что карелы добрее русских, гостеприимнее, очень мало матерятся и меньше пьют. "Русские – матюгальщики".

Беляковы тоже: "в русских деревнях даже старые бабки матерятся и пьянствуют, у карел этого нет".

Беляковы вообще очень приятные люди – не пьющие.

Но молодёжь, по словам многих, – нигде не работает, пьёт, за детьми не смотрит.

Хозяин, русский, у которого я остановился ночевать – Кочегаров Сергей – отметил, что карелы очень завистливы, если кто хорошо живёт – тому жизни не дают, "поклёп наводят".

Русских вообще довольно много в Тимошкине.

В деревне 4 улицы: 3 перпендикулярно одной, самой короткой. Очень много типовых домов, их меньшинство только на Старой улице. Вода из колонок, плохого качества, колодцев 1 или 2. В соседнем Вяльцеве вообще воды нет – в колодце загрязнилась, а трубопровод сломался.

Кстати, в сельсовете встретили меня очень весело, даже игриво, никаких документов не требовали. Все женщины, которые там работают, – русские, напоили чаем, дали кусок колбасы. Хозяева – Антонина Сергеевна и Сергей Кочегаровы постоянно норовят меня накормить.

Кстати, здесь все, даже карелы, по-русски называют себя отчётливо "корела", и вообще немного окают (русские в основном), "знат, быват".

Барсукова Т. В. также отметила, что русские более безалаберные, надеются на авось; карелы более сдержанные, рассудительные.

 

22.06.2004. (20:50) Лобнево

Утром в 9:00 проснулся и подумал: "блин, опять куда-то идти, с кем-то входить в контакт". Встал в итоге в 10. Пошёл к Поясовым т. Нине и д. Толе. Не сразу мне удалось их разговорить. Поначалу т. Нина вообще не хотела меня пускать и разговаривать со мной. Потом же напоили чаем, хотели накормить, да я отказался, а когда уходил, сказали, чтоб приходил обязательно к ним, если ещё когда буду в Тимошкине и если они будут ещё живы. Потом забрал у Барсуковой Т. В. анкету, а она отвела меня к Михаилу Анатольевичу Поясову (1961 г.р., карел) – с ним пообщался. Он рассказал, что ещё 10-20 лет назад русские карела могли обозвать «ах ты корела некрещёная». По его словам "карелы более хитрые что ли, преследуют свою выгоду, хотят урвать своё, рвачи. А русские более простые, им как то всё по фигу, а к карелу так просто не подойдёшь".

У Кочегаровой Антонины Сергеевны узнал подробности о протестантской общине.

Старая улица состоит наполовину из пустых домов, все традиционные, 7 домов имеют хатообразную крышу (3-х скатную), пара пятистенок (одна из них 2+2 окна). Все дома покрыты шифером, самцов ни у кого нет.

Часов в 5 вышел под дождём из Тимошкина в Лобнево, к Александре Петровне и Даше.

Дома была только Даша, поболтали. Бабушка была в Пятницком. Потом пришла бабушка и меня оставили ночевать.

 

23.06.2004. (19:50) Борихино

Ночевал прошлую ночь в маленькой комнате без окна, видимо бывшей кладовой, в ней было очень уютно. Хотел встать в 7 часов, в итоге встал в 8 часов. В 9 ч. вышел из Лобнева. В 11-м часу пришёл в Кесьму, в сельсовете очень хорошо встретили, позвонили в Остолопово, позвонили в Романовское (Мосеевское относится к Романовскому с/округу, в с/совете сказали, что в Мосеевском, в которое советовала зайти Пунжина, всего 1 дом и 2 человека – старик и старуха – так чего туда ехать?) Выяснилось, что на Остолоповщине самая крупная деревня – Борихино. Многие переехали в Кесьму жить из этих деревень, Чепурку вообще полностью переселили в Кесьму. Все деревни эти – очень небольшие. И во всех ситуация такая – карелы – только пожилые люди, пенсионеры, многие из них подзабывают язык, т. к. у многих мужья либо жёны русские. Дети их в основном уехали в города, людей среднего возраста даже в Борихине можно пересчитать по пальцам одной руки, людей 15–35 лет вообще нет, детей <15 лет 2 или 3, что ли. Люди среднего возраста в этих деревнях – почти все даже не понимают по-карельски, понимают немного те, у кого родители оба карелы, но больше таких, кто родился в смешанном браке; есть и полностью русские.

Прямо от Кесемского с/совета до Борихина меня довёз на своём запорожце местный житель Дима. Поговорил только с двумя человеками – женщиной т. Лизой и мужчиной – д. Васей. Оба пенсионеры. Люди очень напуганы недавним наездом дружков местных пьяниц.

Как сказал Дима (сам он русский, из Эстонии), места здесь дикие – в том смысле, что леса да речка есть – да толку мало – ни ягод, ни рыбы.

У д. Васи 1 угол пристройки дома срублен "в лапу" – типа "ласточкиного хвоста".

Кстати в Лобневе есть пятистенок с окнами 2+2. В Кесьме и Борихине опять же встречаются трёхскатные крыши.

д. Вася и т. Лиза (не муж и жена, чужие люди) сказали, что в Тимошкине настоящая корела, а здесь [на Остолоповщине] все обрусели, и даже у стариков, хоть они и карелы, у многих в паспорте было записано "русский(ая)". т. Лиза (1934 г.р.) сказала, что даже в её молодости, когда они ходили в клуб в Остолопово, в клубе не говорили по-карельски (в отличие от Тимошкина).

Сообщили интересные сведения о числе говорящих в некоторых деревнях: Тарачево – 7 чел., Коровкино – 3, Борихино – 11, Остолопово -1, Миньево – 5, Раменье – 6, Холм – 4. Все – пенсионеры.

Кстати, всех (и в Тимошкине и на Остолоповщине) ставят в тупик вопросы в анкетах о факторах объединения и сопоставления. Обычные слова у всех типа: "Да все одинаковые – и корелы и русские", "Мы все живём как одна семья, многие переженились – так какие тут различия", "Хороший человек или плохой – не зависит от национальности", почти никто не вспоминает даже язык, как различитель.

Вот вспомнилось наблюдение: говорить по-карельски в Тимошкине естественно только для стариков, а Т. Барсукова или М. Поясов говорят в большой мере в дань традиции, из уважения к своим предкам. Т. Барсукова сказала, что по-карельски она не думает и никогда не думала. Вывод – естественный язык для неё – русский, карельский же – нечто вроде символа. Да и старики многих слов не знают, какие я даже знаю.

Помню, как охотно и с лёгкостью некоторые в Ключевой да Строкине переходили со мной на карельский, стоило мне чуть заикнуться по-карельски, типа midä pidäü. В Тимошкине старики хоть вяло, но перекидывались со мной карельскими фразами (при моей постоянной инициативе), в Борихине же – никак, не идут на карельский и всё тут. Хотя они и считают, что свободно говорят по-карельски, но по-моему, это совсем не то, что в Ключевой и Строкине.

Погода, кстати, третий день стоит хорошая, облачка летают немножко, но в основном солнечная.

Короче – основная беда Весьегонского массива карельских деревень – их мелкота (при относительно крупных размерах русских деревень) и чересполосица с русскими деревнями.

Ну вот поеду в Чамерово – во всей округе которого уже в 60-70-е гг. не говорили почти по-карельски, и может быть в Телятово и Рябинкино – по величине как Борихино, а в Мосеевском 1 дом жилой. Ну и что? Чего ожидать от Весьегонского массива? Ведь и в Тимошкинском крае в большинстве деревень – 1–3 человека говорят по-карельски, часто столько и живёт в целой деревне, и только старики.

 

25.06.2004. (12:00) Борихино. Чамерово. Круглиха

Позавчера, 23 июня, остался ночевать у Димы и Оксаны, у них ещё восьмилетний сын Паша, оторвапц! Без башни совсем пацан. Кстати, сам Дима сидел в Крестах, потом ещё где-то. Вечером была баня.

В связи с тем, Что Дима с Оксаной (или как муж её называет, Сан-Санычем) утром собирались в Весьегонск, я скорректировал маршрут под это обстоятельство. Хотел идти пешком до ТелятовоМосеевское – Романовское – Ча́мерово – и потом на тверской большак, но теперь решил доехать с Димой до Иваново, оттуда до Чамерова, и может быть до Телятова доехать. В Мосеевское смысла ехать нет, т. к. там осталось 2–3 человека.

На следующий день, 24 июня, часов в 9 поехали в Весьегонск на Димином разваленном "запорожце", пока они довезли меня до Иванова, оба задних колеса взорвались, и два раза он их менял, как раз взял 2 запасных колеса.

(Забыл отметить, в Борихине 15–20 домов, есть пятистенные, чуть ли не половина – с трёхскатной крышей; все дома традиционные. Часть из них обшитые. Есть пятистенки. Драночных крыш ни у кого. Леса здесь скорее не леса, а перелески, в основном еловые, местность слабохолмистая (вернее, долины рек не очень глубокие, но глубже, чем, скажем, в Строкине. Но мельче, чем в Сафонове.)

От Иванова да Чамерова добрался на 2-х машинах. Едя на одной из них мимо Ч. Дубровы, водитель на вопрос "Есть ли здесь карелы" очень затруднился ответить, хотя родился и вырос в этой деревне. Леса по дороге тоже не сплошные и много сосен, местами чистые соснячки.

Чамерово – большая деревня, стоит на берегу Сыроветки (хотя по карте – Сыроверки), на другом берегу Хахилево. В Чамерове – действующая церковь и всегда была действующей, очень красивая, с огромными серебряными главами (5 шт.). В деревне три 2-хэтажных деревянных многоквартирных дома, из них только 1 жилой. На улице вдоль основой дороги много типовых домов. Из традиционных опять же много с 3-хскатной крышей. Видел пару амбаров с самцовыми крышами. В деревне дом культуры, сельсовет, большая школа, в которой учится 180 человек, правда возят в неё детей со всей округи – и из Ч. Дубровы, и из Дюдикова, и из Романовского. В Чамерове вроде и помнят, что деревня карельская, но никто уже языка не знает. От силы 5 человек на всю эту огромную деревню (5 женщин в возрасте 65-87 лет) могут говорить по-карельски (и то вроде не с самого Чамерова родом). В Круглихе и Сажихе процент говорящих больше, но в абсолютном исчислении – то же, что и в Чамерове.

Галина Николаевна Шарова, глава Чамеровской администрации тоже сказала, что карел в Чамерове нет уже абсолютно, разве что 1-2 человека говорят по-карельски. Хотя вот был день села 20 июня, проводилось мероприятие "Век прошедший, век нынешний", так на нем говорилось, что из 9 здешних деревень (относящихся к сельскому округу) только Бельское русское, а остальные все карельские.

Надо опять вспомнить, что во всех весьегонских деревнях окают (и карелы, и русские), "знаёт" “бываёт”, и отчётливо говорят  “корела”. Не говорят "в этой деревне карелы живут", а говорят "в этой деревне корела живёт".

(Диалог Димы с одним местным стариком в Борихине при входе в его дом:

– Здорово, корела!

– Здорово, русь.)

В Чамерове сходил только к одной карельской бабушке, Надежде Васильевне Лихачевой, 87 лет. Её слова "карельский – хороший язык, самый лёгкий язык, не учат вот родители говорить, а надо бы…", "народ славился карельский – труженики, чистоплотные и добрые", "не любили корелу, всё дразнили, девки [русские, видимо] не очень то гуляли с кореляками".

Основное общение у меня произошло в Круглихе. Общался в доме Рыжковых Марии Фёдоровны и Алексея Владимировича, куда пришло ещё несколько соседей. Пили чай. Очень душевно пообщались.

В Круглихе 7 человек свободно говорят по-карельски, все пенсионеры. Жители Круглихи сообщили также, что в Сажихе 5 человек говорит по-карельски, в Ульянихе – 4, все пенсионеры, в Лопатихе – 5-6 человек, Ивашково -5, Высокое -2 (бабки за 80 лет), Алексейцево – 1чел., Покрышкино – 4 человека. В Дуброве почти нет карел, "много скобарей приехало". Но даже люди пенсионного возраста больше между собой говорят по-русски чем по-карельски. В других карельских деревнях - в Головково 2 человека всего живет, оба карелы, в Мосеевском – 3 (Курочкины и Костя Манжин), Еремейцево – 1 человек.

По словам хозяев дома "карелы добрее, в карельскую деревню придешь, тебя в дом впустят, обогреют, чаем напоят. В русской деревне и не все пустят".

Разница между говором Чамерова и Чистой Дубровы:

Чамерово: S’olan šuošša vettä n’abah šįat

Чистая Дуброва:S’olan suossa vettä n’abah sįat

‘русский’ в этих краях – veniähläne, venakko – в основном про мужчин.

После Круглихи хотел хоть к реке спуститься, сфоткать деревню, да надоело мне чего-то в Чамерове и я даже не стал дожидаться автобуса в Весьегонск, а пошёл по дороге в надежде поймать попутку (дело в том, что я решил доехать до Весьегонска, переночевать там в гостинице и утром как-то добраться до Сонкова и Кар. Кошева). И ещё до выхода из деревни мне останавливает ЗИЛ, а за рулём уже знакомый парень, который подвозил меня от Хабоцкого до Кесьмы! Звать его Игорь, как оказалось. (Кстати, в Круглихе живёт тоже Игорь, лет 38, он и его жена-одногодка – пожалуй, единственные молодые люди во всей округе, которые понимают по-карельски, и при необходимости могут сказать несколько простых фраз. И как и на Остолоповщине, здесь люди мало идут на контакт по-карельски, по-моему, они даже не особо верят, что человек моего возраста, да ещё из Питера, может понимать по-карельски, говорят “aššu” и всё равно переспрашивают: "понимаешь?" или "понял?".)

И тут я вспоминаю, что тут скоро должен быть поезд до Сонково. Решаю, что хорошо бы было доехать не до Весьегонска, а до Сонкова, там переночевать, и – в Кар. Кошево. Но приехав в Иваново, выяснилось, что поезд ушёл. Стою, пытаюсь поймать машину до Бежецка. Идёт женщина, подтверждает, что поезд ушёл и спрашивает, есть ли мне хоть где переночевать, когда узнаёт, что нет, тут же зовёт к себе на ночёвку!

Просто удивительно. Интересно, что бы было, если бы я сразу спросил: "Здравствуйте, можно у Вас переночевать?" И тут едет фура-иномарка, как потом оказалось, едущая в Смоленск. Останавливается и довозит до Твери с шиком (работает кондиционер, кресло на воздушной подушке, музычка, на улице всё залито солнцем – супер! В общем я забил на Сонково ради такого!). Ну а из Твери на автобусе до Торжка. В Торжок приехал в 22:10.

Вот и закончилась первая серия фильма "Экспедиция "Тверская Карелия"".

 

28.06.2004. (23:00) Бухолово. Башково. Жальцы

Сегодня ездил в Есеновичский массив деревень. Карел там практически не оказалось. Зато места обалденные, очень красивые, глубокие долины рек, бескрайние леса, причём почти сплошь сосновые (кое-где еловые), а между ними – луговое разнотравье – смолки, колокольчики, купыри, ятрышники. Ятрышники растут прямо по улице в деревне Жальцы.

Но по порядку. Встал в 3:40. На элетричках доехал до Вышнего Волочка, потом на автовокзал, который, кстати, находится за тридевять земель от ж/д вокзала. Но автобус на Есеновичи был в 6 утра, а следующий в 3 дня. Поехал на выезд из города. Не совсем сразу, но поймал попутку, потом ещё одну, в общем на двух попутках доехал до Кожакина. По дороге были сплошные сосновые леса. Слева параллельно дороге иногда проглядывала недостроенная железная дорога (не узкоколейка) ещё в советское время, которая должна была вести куда-то на карьеры.

От Кожакина пешком дошёл до Бухолова. Глава администрации, Романова Валентина Викторовна, радушно меня встретила, посоветовала сходить в Башково и Жальцы, где должны быть те, кто хотя бы могут что-то рассказать, где жили карелы. Что в Бухолове уже даже никто не понимает языка, она сказала сразу, хотя все как бы и помнят, что здесь и в окрестных деревнях когда-то жили карелы. Позвонила в Жальцы и в Башково и предупредила, что я туда приду.

До Башкова я доехал на машине, поговорил с местными людьми. Те, с кем я говорил – все за 60, и никто даже не понимает по-карельски, хотя и карельского происхождения.

Мария Дмитриевна Молчанова, 1914 г.р.: "Были карелы, были. И здесь, и в Жальцах, и в Бухолове, и в Кузнечихе, да везде. Старики все были карелы, да вымерли все. У меня бабка была карелка, и дед был карел. Да я уже ничего не знаю по-карельски, когда-то понимала немного. Несколько слов только знаю – midä šanot – то есть чего говоришь? – да и всё. А вот соседка Тоня, ей 75 лет, поддаёт только сильно, та может чего и помнит по-карельски, они бывало со старухами говорили раньше по-карельски, когда не хотели чтоб мы их поняли… Помню, когда я была маленькой, с детьми уже по-русски разговаривали, а если муж или жена русский – так тем более".

Потом отравился в Жальцы, там я общался с Еленой Ивановной Зуевой (1922 г.р.) и её соседкой, которая только приезжает на лето в деревню, вроде бы из Ленинграда, говорит, что понимает по-карельски (33-го г. р.).

"Наша деревня самая карельская посередке почему-то. Да только я и осталась во всей округе одна, которая может ещё чего сказать по-карельски… …Раньше пиво варили, ещё в моей молодости бывало. Но я сама даже не знаю как варить… …Сульчины делали, с пшённой кашей, тётя Маша ещё после войны пекла». «В деревне было 120 дворов… Вот мы ещё дети когда были, то говорили по-карельски, родители нас учили, а вот моя племянница 27-го года, так их уже не учили, они уже все по-русски.

- А староверы карелами были?

- Наверно, карелы. У староверов, помню, кто умрёт, так и в дом к покойнику не пустят. Считали, мы мирские, грешники. А староверы будто умные J И кладбище ихнее тоже оградой было огорожено. Мирских там не хоронили. А сейчас так и всех стали хоронить там. Староверы уже умерши все".

По словам Елены Ивановны в Жальцах было 2 дома староверов, а теперь и домов самих нет. В Межуихе было много староверов, в Башкове, в Кузнечихе была "ихняя, поповщины какой-то, церковь". Но староверов уже не осталось нигде, все умерли.

"Я уже и язык то забыла, одна карелка осталась, так не с кем говорить. Вот соседка моя, 33-го года, она понимает, но не говорит. И я уже сколько лет не говорю по-карельски"

"Да, у нас в деревне все карелы были, в моём детстве все по-карельски разговаривали, и женились на девушках из своей деревни, и замуж выходили за своих парней".

Соседка Елены Ивановны рассказала, что в детстве они уже говорили "пошли за муссиккой, пошли за манчиккой". "Мы уже не настоящие карелы как бы, вот спировские карелы – те да, там ещё и молодые говорят"

(здесь ‘русский’ – venakko. И ещё заметил, что согласные здесь не смягчают, типа как в финском: midä, kaštašiändä (дрожжевые пироги с кашей из ржаного теста)почти как ‘мида’, ‘кашташианда’).

Видел деревню Фёдоров Двор (та самая Vuara), и Вуара, и Башково, и Жальцы стоят на высоких местах. Фёдоров Двор, как известно, русская деревня, - по словам жалецких женщин её жителей называли почему то "фёдоровская Литва" – "у них и речь то отличалась от других, тянучая, в детстве друг друга так и дразнили: "жалецкие карелы идут!" – "а, фёдоровская литва!""

В здешних краях трёхскатных крыш как в Чамерове (там, кстати я видел колодцы-журавли) и в помине нет, зато здесь очень много повёрнутых к улице боком домов, у них как бы боковая стена становится фасадом. В Башкове и Жальцах больше половины домов (крыш) покрыты рубероидом, в Жальцах 2 жилых дома покрыты до сих пор дранкой, а также некоторые хозяйственные постройки (я б сказал, что в Жальцах почти все дома покрыты рубероидом). Крупными размерами дома в этих краях не отличаются, скорее наоборот. На входе в Башково со стороны Бухолово стоит слева дом с балконом в торце крыши. Также там есть двор с высоким традиционным дощатым забором и воротами с крышей. Там же видел амбары с самцовыми крышами.

Жальцы – полуразвалившаяся деревня, дома как будто кто проредил. Стоят руины православной часовни.

И здесь не окают, не говорят ‘корела’, но ‘карелы’.

Почвы здесь, понятно, песчаные – сосны везде. А какие дали здесь открываются! Просто предгорья какие-то, покрытые лесами.

Посетил после Жалец три местных достопримечательности:

1. огромный валун высотой ок. 160–170 см, длинной – что-то около 5–6 м, находится в метрах 400–500 к северо-востоку от Жалец, около кустов, в верхней части склона долины Садвы.

2. 4 огромных кургана на берегу Садвы, напротив Жалец: все правильной формы конусообразной, самый высокий со стороны реки довольно сильно раскопан, остальные почти не тронуты. Курганы покрыты соснами. Насыпаны из песка. Кто их насыпал – местные жители не знают.

3. Старообрядческое кладбище – находится на правом берегу Садвы, примерно напротив курганов, между Кузнечи́хой и Жальцами. Находится в сосновом лесу, очень захламлённое валежником, заросшее орляком и т. п. Очень многие кресты лежат и не видны в траве, я бы даже сказал – большинство крестов. В траве также скрываются каменные намогильные плиты с высеченными восьмиконечными крестами. А также каменные обелиски, тоже с крестами. Есть очень старые могилы (я заметил 1845 г.), есть совсем свежие (например, 2003 г.). Но свежие могилы уже не староверов, по словам местных жителей. На нескольких крестах под фамилией – надпись – "д. Михайлово". Но стоячих крестов ещё довольно много, все с двухскатными крышами, выше человеческого роста, очень массивные, одинаково ориентированные на С–Ю.

С кладбища я пошёл в Бухолово на автобус. И около моста через Садву столкнулся с парнишкой на велосипеде, лет 12-ти, коренастый, светловолосый, сероглазый, карельчик такой, мужичок. Слегка сиплый голос. Стрельнул у меня сигарету. Немного с ним поболтал. Живёт в Кузнечихе, отец недавно умер, похоронен на этом кладбище, но старовером не был. Спросил у него: "А карелы были в Кузнечихе?", на что он мне так твёрдо: "Я и сам карел. И отец у меня был карел", – "А карельский понимаешь?" – "Не-е-т, меня и не учили. А бабка знает". Пожелал мне счастливого пути.

Добежал до Бухолова, оттуда на автобусе до В. Волочка, а оттуда на удомельском автобусе прямо до тёти-тониного дома. Приехал в Торжок в 20:30.

Штаны довёл до ручки. И тапки тоже.

 

30.06.2004. (23:15) Козлово

Утром 29-го я проспал, кое-как умылся, поел, оделся, рванул на вокзал и еле успел на электричку. Всё время до электрички я действовал на полуавтомате: спросонья, в спешке, и точно ещё не решив – стоит или не стоит ехать в Козлово.

Доехал до Лихославля, там купил наконец кеды. Потом на электричке до Спирова, а ещё через 1,5 часа сел в автобус до Козлова. (Кстати Спирово произвело впечатление полнейшей деревни, только церковь симпатичная, новострой.) До Козлова ехал в полудремотном состоянии. Сейчас вспоминаю, как в Тимошкино, Борихино, Чамерово, Бухолово, подъезжая, испытывал какое-то волнение (от неизвестности, что ли), все они производили сильное впечатление чужой деревни, а здесь, даже уже выйдя из автобуса в Козлове и идя по направлению к огромной и красивой, но заброшенной церкви, я чувствовал себя абсолютно спокойно. Всю дорогу до сельсовета я не услышал ни одного карельского слова – ну, думаю, что-то вроде Тимошкина.

Глава администрации Лариса Михайловна встретила меня с интересом и очень радушно. Позвонила тут же на счёт ночёвки, посоветовала организовать заполнение анкет через библиотеку.

Надо сказать, что уже зайдя к главе с/округа, стало понятно, что здесь карельская тема на слуху: на столе у главы – книга Орлова "Откровение", какие-то финские брошюрки и т. п. Хотя сама глава – русская.

Работница администрации Света проводила меня до библиотеки, около неё встретились с Сашей (Гавриловым), которому глава поручила устроить меня на ночлег.

В библиотеке нас встретила заведующая Алевтина Геннадиевна Федотова, сама русская (корни её в Орешках), но, видимо, увлечённый человек. Она безоговорочно согласилась помочь заполнить анкеты – иными словами, сама раздать их знакомым и потом забрать их.

Козловская библиотека меня поразила. Носит имя М. М. Орлова. В ней собрана очень большая библиотека на карельскую тематику (пожалуй, не меньше чем в НКА) – на карельском, финском, русском языках. В том числе есть книги, изданные на карельском языке в 30-е гг., во времена существования Карельского нац. округа. В бибилиотеке висит большой и очень красивый портрет М. М. Орлова, собраны материалы о нём и о Макарове (сам карел из Карелии, а жена родом из Пасынок), который заложил начало сбору всего карельского в Козловской библиотеке, его продолжили Орлов и Виноградов, а сейчас продолжает Алевтина Геннадиевна (работает уже около 10 лет). Поэтому у Козлова и его округи давние и хорошие связи с финнами, здесь привыкли к тому, что сюда постоянно кто-то приезжает – то из Финляндии, то из Петрозаводска, то из Твери, то из Москвы. Здесь как раз больше всего работал П. Виртаранта; много работала также и Пунжина; приезжали и другие учёные-финны. В библиотеке ежегодно проводятся дни карельской культуры, плюс если приезжают какие-то гости, то для них тоже обычно устраивают мероприятия. Хотя ведь Козлово – не чисто карельское село, здесь много русских. В Козловской школе в начальных классах изучается карельский язык – 1 раз в неделю – обязательно, не факультатив! (Правда, как потом я узнал, уровень преподавания его оставляет желать лучшего, да и многие дети (а также их родители) не горят желанием изучать карельский язык в школе.)

 

1.07.2004. (16:25) Козлово. Пасынки. Никулино

Ну так вот. В библиотеке также меня поразил до глубины души музей карельского быта. Он очень мило и уютно оформлен, под комнатку в избе. Ну так там есть такие вещи, которых я даже не видел никогда в жизни. Ткацкий станок, kesselit, čidžilät, kuoželit, vakat, korennat, посуда для варки пива, глиняная посуда, полотенца и т. д. и т. п. Некоторые вещи поистине уникальны. Многим уже более 200-т лет.

Кстати вывеска на библиотеке выглядит так:

БИБЛИОТЕКА

им. М. М. Орлова.

ЦЕНТР

КАРЕЛЬСКОГО

КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ

 
 

 

 

 

 

 


                                                                                                                  

И она (он) имеет право так называться.

Алевтина Геннадиевна рассказала мне о библиотеке и её работе, рассказала (и показала) о музейных реликвиях – и всё это с большой охотой. Тут же при мне составила список людей, кому отнести анкеты. Завтра в библиотеке был типа методический день (практически выходной), но Лидия Ивановна (другой библиотекарь, карелка) чтоб я мог посидеть, поработать с книгами без вопросов согласилась придти завтра в библиотеку.

Оставив в библиотеке анкеты, я с Сашей Гавриловым отправился к нему домой (он согласился принять меня к себе на ночёвку). Потом пошли к одной женщине, т. Тамаре Виноградовой. Заполнили анкету, поспрашивал микротопонимы. Узнал от неё интересное выражение „litvašta jiännün” – о чем либо, оставшемся с очень давних времён. Но главное – у неё хранятся листочки с написанным ещё чернилами отрывком из Евангелия "Сон Богородицы" (Bogoročan uni) на карельском языке. Листочки уже совсем ветхие, жёлтенькие; а текст написан старославянскими буквами. Сама т. Тамара из Лухнова, там ей эти листочки дала мать мужа её сестры, а той в свою очередь – её бабушка. Короче, сколько лет этим листочкам – одному Богу известно. Т. Тамара согласилась отдать мне их на время – чтобы я с утра снял с них ксерокопии, и даже сказала, что ей ещё и наказывали, чтоб кто ни попросит, то не отказывать, давать переписать и т. п., чтоб у людей тоже было.

Здесь в Козлове я почему-то чувствовал себя почти как в родной деревне. Уютно и спокойно почему-то.

Хотя красоты особой в Козлове нет, это во многом уже посёлок советского типа, много типовых домов; людей тут собралось с разных мест – и карел, и русских.

Саша, у которого я остановился, карел. Жена у него русская, общих детей нет. Жена – Ольга – женщина с характером, ей палец в рот не клади.

 

На следующий день, 30-го июня, с утра я отправился в сельсовет и снял ксерокопии с "Богорочан уни" – в 2 экз. Попросил главу – Ларису Михайловну – позвонить в Ососье, чтоб те предупредили Лухново, что я туда приду на следующей неделе. Потом отнёс "Богорочан уни" владелице. Потом – в библиотеку, там уже меня ждали >20 заполненных анкет. (Короче всю работу за меня сделали другие люди – получается так…) Посидел, посмотрел книги из карельской библиотеки. Поговорили с Лидией Ивановной. 2-й экземпляр "Богорочан уни" я отдал в библиотеку, Лидия Ивановна очень заинтересовалась этой вещью.

Потом пошёл "домой", пообедали, juoldima olutta Sašanke i Olanke.

Саша и Оля опять же без оптимизма смотрят на будущее карельского языка. "Вот в школе преподается карельский язык, а учительница, которая его преподаёт, сама на нем не говорит и даже не старается его лучше выучить, а что говорит, так с сильным акцентом, искажает слова… …вот читают по букварю – и всё". Ольга продолжает: "Да и дети не хотят карельский язык учить, потому что сколько лет карел и их язык душили, в землю зарывали. В моём детсве дети приходили в школу – так по-русски не понимали, так нет чтобы этих деток подхватить, ведь они уже знают практически иностранный язык, и учить уже не надо! Так наоборот – "карел" – это было самое страшное ругательство, говорили в школе: "заткнись!", "не сметь по-карельски разговаривать!" Потому дети не знают и не хотят учить язык, потому что их родителям сызмала было строго настрого наказано – "не сметь говорить по-карельски". Потому и многие родители тоже не хотят, чтоб дети их изучали карельский, да и говорят что зачем это надо, он нигде не пригодиться. Язык уже не возродить несмотря на все усилия, потому что желания ни у детей, ни у родителей нет, а бабушки уже многие умерли. Да и как возрождать, если скоро деревня вся вымрет, дети и молодые все уедут, останутся одни старики…"

А потом с Сашей пошли на его родину, на родину Зои Александровны Туричевой – знаменитые Пасынки.

До них – 3 км, это – чисто карельская деревня, в которой до сих пор все местные жители разговаривают между собой только по-карельски. Но молодых в деревне очень мало уже, постоянно жилых домов что-то около 25-ти. В деревне несколько больших пятистенных (я ба даже сказал «шестистенных») домов. По всей деревне – журавли-колодцы, в очень хорошем состоянии. В одном из заулков – свеженький сруб для колодца – значит колодцы продолжают обновляться. Чуть ли не все бани в Пасынках – чёрные; в деревне много вязов. Жилые дома ровные, не покосившиеся. Пасынки мне показались деревней, где между людьми царят очень хорошие отношения, и дома, заулки здесь довольно ухоженные. Есть несколько крепких мужиков не очень то похожих на алкоголиков. Правда, дома в деревне стоят уже разреженно, вероятно стоит только половина от первоначального количества.

Познакомился с матерью З. А. Туричевой. Сюда, в Пасынки, в последнюю пятницу, как и в Козлово, приезжала телевизионная группа из Петрозаводска, которую больше всего в их поездке впечатлили как раз Козлово-Пасынки с карельской точки зрения, а до этого они были в Толмачах, ещё где-то. В Пасынках они записали даже песни на карельском языке.

В Пасынках мы встретились с семьёй Пискуновых – Галиной Фёдоровной и Анатолием Александровичем (оба пенсионеры), она – местная карелка, он – русский с греческими корнями. Приезжают в Пасынки, так сказать, на вегетативный период – разводить огород. Он – пишет стихи, кладёт их на музыку, она – переводит русские романсы на карельский язык. Галина Фёдоровна заполнила анкету, а потом пригласила на чай. Разговаривали на карельские темы (Галине Фёдоровне кто-то сказал, что Путин карел – т. е. его родители карелы, родились в Рамешковском районе и даже что до сих пор сохранился их дом), Анатолий Александрович ставил магнитофонные записи своих песен, а Галина Фёдоровна пела на карельском языке – спела 3 старинные карельские песни (видимо когда-то переведённые русские) – “Aivoin, aivoin kalinane kukkiu”, что то типа "Тихонько часики идут" и про девушку, выданную за муж на чужбину и умершую там и прилетевшею птицей к своей семье – в общем все очень печальные; и 2 переведённых ею самой романса; и ещё начало исконно карельской песни "Kezriäjäzet". Я, конечно, был в полном восторге – ведь до этого я в живую никогда не слышал песен на карельском языке. (После таких бесед по настоящему начинаешь чувствовать себя карелом.) Пискуновы были хорошо знакомы с Макаровым, Виртаранта и другими финнами. Вот этой зимой собираются в Финляндию в гости. В итоге они оставили мне адрес свой в Москве, сказали – "приезжай", у них дома, кстати, есть кассета с фильмом о тверских карелах и ещё кое-что. На последок Анатолий Александрович налил нам с Саней по стопке "Флагмана".

Походили ещё по деревне и пошли обратно в Козлово, домой пришли в 10-м часу вечера. Понятно, что я остался в Козлове ещё на одну ночь.

 

Утром сегодня, 1 июля, я встал в 7 ч. утра, собрался и отправился в Никулино. Прямо скажу, Никулино мне не понравилось – церкви нет, реки нет (в Козлове хоть маленькая речка есть), больше половины домов – типовые. Никулино – никакая деревня ещё и в карельском смысле – такая же обрусевшая как и Козлово, но здесь в этом направлении не ведётся никакой работы – в библиотеке все русские, учителя половина русские, карельский язык в школе не преподаётся. И опять знакомые фразы типа: "Карельский язык мешает даже; он нигде не нужен кроме Никулина, поэтому детей никто и не учит языку, зачем это надо". Хотя Никулино – менее обрусевшая чем, например, Тимошкино (т. е. может в Никулине русских и больше, но те, кто карелы – те ещё и среднего возраста по-карельски свободно говорят). В Никулине кроме русских и карел – и украинцы, и белорусы, и осетины, и кого только нет.

Зато, например, чтоб заполнить анкеты, я почти не нашёл мужиков среднего возраста – все на работе! В деревне аж 2 с/х кооператива.

В итоге заполнил только 8 анкет, из них 3 заполнили мужчины.

Топонимику не стал собирать – до меня это в Никулине сделал Виртаранта. Да и вообще мне Никулино не понравилось и уже в 13:40 я вышел из деревни.

До Б. Плоского дошёл пешком, так меня никто и не догнал. А в Плоском я подождал минут 5 – и автобус из Грязновца на Спирово. В Спирове ждал полтора часа на вокзале электричку до Лихославля, писал вот эти строки. А только что сел в электричку, сейчас уже 18:00.

 

Природа в округе Козлова – так себе, лесов больших нет, все мелколиственные, много ольхи, осины. Местность не холмистая. В Пасынках, правда, есть сосняк – Kangaš – да и то за рекой. Ах да – в Никулине тоже есть журавли-колодцы и большинство держат чёрные бани. Но в Никулине, по моему, ещё неинтереснее природа, чем в Козлове.

В карельском смысле спировские деревни и весьегонские деревни – это небо и земля. Здесь практически все деревни кроме Козлова, Никулина, и, наверно, Ососья – чисто карельские; здесь ещё среднее поколение говорит по-карельски. Общаясь с пожилыми людьми было видно, что они предпочли бы со мной разговаривать по-карельски, да вот только я не всё понимаю, а так им легче и естественнее общаться на карельском, чем на русском.

Народ здесь не окает, не говорит «корела», не говорит «корелять» (как в Весьегонском и Вышневолоцком районах).

 

8.07.2004. (9:50) Строкина Горка. Кострецы. Перевесы

Никак не могу раскачаться, КПД очень низкий. 3 дня проторчал в Торжке, хотя пятницу и субботу можно было чем-нибудь занять, например в Стан съездить. В воскресенье (4-го) почти весь день шёл дождь. В понедельник, 5-го июля – отправился в Строкино. Проснулся – дождь. Уже только дойдя до вокзала ноги были совсем мокрые. Электричку перенесли на 1,5 часа позже, в итоге 2 часа торчал на вокзале. Потом в Лихославле пришлось хоть ждать немного, с полчаса. В 12:30 отправился на автобусе до Толмачей. Дождь в это время вроде бы кончился. Из-за погоды всё – и природа, и деревни – казались серыми, непривлекательными. Серые, отсыревшие, с полуразрушенными церквями Микшино и Залазино не произвели абсолютно никакого положительного впечатления. Местность здесь плоская, поля перемежаются с перелесками, которые, однако, не без хвойной примеси (ель). За Медведицей появляются сосны. В Толмачи приехали в 13:20. Всю дорогу до Толмачей в автобусе я не услышал ни одного карельского слова (если не считать старичка, который ещё в Лихославле на остановке кому-то что-то говорил по-карельски).

В Толмачах очень широкие улицы. Нашёл Татьяну Данилову в библиотеке. Встретила она меня без восторга, но и без негатива. Хлынул дождь. Говорили под козырьком крыши библиотеки. Согласилась взять не более 5-ти анкет. Сказала, что кода я буду ходить по Толмачам с анкетами, чтоб не обижался, если люди будут меня посылать. Потом она пошла домой, а я – на остановку – ждать Назаровского автобуса ещё 2 часа (ещё выяснилось, что карельский язык в школе не преподаётся).

Вот тебе и Толмачи – карельская столица.

 

В Назарово приехал в пол пятого. Рядом с заброшенной церковью – новенькая рубленая часовня. Когда приехал – дождя не было. До чего же Назарово длинная деревня! – вся деревня состоит из одной относительно узкой улицы, хотя на самом деле это 2 слившиеся деревни – Назарово и Горохово, разделённые только ручьём в низине.

Кругом грязь непролазная. Да ещё чуть отошёл от Назарова – пошёл дождь. В лесу перед Тихвинкой – много орхидей (ятрышников Фукса и ночных фиалок), сорвал небольшой букетик для Светы.

Речка не разлилась, перешёл по колено. Около 7-ми вечера весь мокрый и замёрзший пришёл в Строкино.

 

6-го ничего не делал.

 

7 июля пошёл в Кострецы.

Постоял немного на службе в церкви, в ней в основном были бабки – и ни слова по-карельски. У одной из них спросил, карельская или русская ли деревня Кострецы. "Русская" – ответила та, – и – "И Перевесы?" – "И Перевесы".

Нашёл дом Чуркиной тёти Вали – тёщи д. Коли Павлова. Ещё раз подтвердилось, что в Кострецах и Перевесах (и Ферёзне) только бабки 70–80-ти лет (человек 10-15 в Кострецах, и человек 10 – в Перевесах) разговаривают меж собой по-карельски, да и то далеко не всегда, а так, "балуются". Ещё где-то 50-тилетние понимают язык, но моложе – всё – глухо.

Хотя те же самые "моложе" говорили типа: "да тут больше половины деревни – карелы", и прекрасно понимают, что их предки – карелы. (Вот тебе и постэтничность.)

В Кострецах заполнил 3 анкеты.

Потом д. Коля и его шурин алкоголик Лёша проводили меня до Перевес.

В Перевесах я встретился с учителем начальных классов Евгенией Алексеевной и т. Маней, её соседкой. Е. А. преподавала в течение года карельский язык в начальной школе, и сказала, что детям это было очень интересно.

А т. Маня (Мария Яковлевна Михайлова) оказалась родственницей! Её мать Анни – сестра деда Лёши Булкина! Обнялись, расцеловались, выпили самогончику.

Вообще языковая ситуация в Кострецах и Перевесах напоминает Весьегонский район (кроме Тимошкина), 70–80-тилетние хоть и могут говорить, но мне, например, не особо удалось разговорить их на карельском. В Кострецах очень много домов куплены под дачи, в Перевесах в последнее время – тоже. В Кострецах на "набережной бань" большинство их – чёрные.

Обратно до Строкина довёз д. Коля Павлов.

Вечером, пойдя за молоком к т. Маше Железовой, заполнил у неё анкету и поспрашивал микротопонимы, собрал 28 шт., плюс т. Галя в тот же вечер сказала ещё 3.

От т. Вали Чуркиной в Кострецах и т. Маши Железовой услышал термин "дикие" карелы. Для т. Вали "дикие" карелы – в Строкине и Воздвиженке, для т. Маши – "дикие" карелы за рекой, т. е. в Лихославльском р-не, вспомнили Ключевую – и в Ключевой тоже "более дикие карелы". И у т. Вали, и у т. Маши удалось выяснить значение слова "дикий", т. е. тот, кто в основном пользуется карельским языком, "более дикий" – который больше говорит по-карельски, чем рассказчик. Ещё раз отметил – в Строкине старым людям проще говорить по-карельски, и узнав, что я его понимаю, во многом переходят на карельский язык.

Пришёл к выводу, что в Строкине будет трудно собрать нормальный комплект анкет, потому что разговаривать нормально можно только со стариками, а кто помоложе – все пьют.

 

9.07.2004. (21:45) Назарово.

Сегодня ходил в Назарово. Вышел в 7:45, пришёл туда в 9:40. Весь сельсовет уехал в Лихославль. Вот тебе и раз! Библиотекарь уехала в Лихославль, учительница, которая преподаёт карельский язык в школе – уехала в Лихославль! Кое-как зацепился через дочь этой самой учительницы (Марины, живёт в Торжке) за их соседей, потом – за семью библиотекарши Лены, нашёл главу администрации в отпуске и т. д.

Ни в одной деревне мне раньше не попадались столь молодые респонденты – девочка Даша лет 12-ти; Аня, симпатичная бойкая деваха с короткой причёской, перешла в 9-й класс, дочь библиотекарши Лены и её брат Женя лет 20-ти. Причём все они – хорошо понимают карельский язык и даже могут говорить.

Как уже говорил – Назарово – очень длинная деревня, состоит из Назарова и Горохова (Luaptin külä). В Назарове церковь каменная, которую, оказывается, открывают иногда для проведения служб, батюшка приезжает из Стана. Да вот только, говорят, не ходят люди в церковь, как-то открыли церковь для службы, а никто и не пришёл. А часовня деревянная рядом – на зимнее время.

Из пожилых людей с первой говорил с Кондратьевой Валентиной Васильевной. Заполнила анкету, угостила nuattirokalla. На вопрос в анкете: "употребляют ли в вашей деревне заговоры от болезней?", прокомментировала: "Конечно, употребляют", и снизив голос, добавила: "я, в частности". Наверно, тогда её можно назвать "tiedäjä".

Потом пошёл к Быстровой Лидии Дмитриевне, когда-то учительнице русского языка. Очень дружелюбно меня встретила. И сразу же обратила моё внимание на свой дом. А именно: дом очень старый, но крепкий, старость брёвен видна аж – какого-то медного цвета, потрескавшиеся все. Террасы нет, входная дверь очень низкая, ≈1,5 м, входя, нужно нагибаться в три погибели, порог вровень с землёй. И только sinčošša – лестница наверх. Из сеней 2 двери назад – aittah и в коридор, ведущий на двор. Дверь вперёд – в избу. Фасад в 3 окна, расположение печи – стандартное, красный угол – справа (хотя печь недавно сложена, но и раньше располагалась так же). Потолки не низкие. Но самое примечательное – это верх дома: фронтоны крыши – бревенчатые, и спереди и сзади, мало того, стены, отгораживающие сени, тоже продолжаются под крышу брёвнами, зад двора – тоже бревенчатый. Лидия Дмитриевна сказала, что такой тип фронтона называется “viilo”, т. о. всего в доме вместе со двором 5 viiluo. Но и это ещё не всё: крыша была раньше покрыта досками! Только потом – дранкой, и только потом – шифером. Все эти наслоения, а также все 5 viiluo хорошо было видно, когда я поднялся на чердак. На чердаке валялось также очень много прибамбасов для тканья и др.:

ridiläzetпалочки с зарубками, которые решёткой # накладываются на дно tordo, затем сверху ржаной соломой, а потом заливали raballa;

kiäminkoda – приспособление с колесом для наматывания tuurikalda čefkalla;

viipsinpuu – устройство для наматывания большого мотка, и глагол соответствующий – viipsie;

šukkulane челнок;

tuurinakka – хотя Л. Д. сомневалась в точности названия, очень странная вещь, служила для перематывания мотка, смотанного с помощью viipsinpuu, на tuurikka.

После чердака Л. Д. угостила меня творогом с толчёной клубникой, а также выпили с ней по 2 рюмки водки за её здоровье, т. к. именно сегодня у неё был День рождения.

Затем пошёл к Тихоновой Валентине Васильевне, она уже приехала из Лихославля. В школе, оказывается, учится всего 15 человек, из них половина понимает по-карельски. Некоторых классов вообще нет, школа на грани закрытия (9-ти-летка). В. В. вела факультативно карельский язык – дети были из всех классов. Детям очень нравится, ведь это – возможность куда-то выехать со своими постановками сказок, песнями, частушками – в Толмачи, Лихославль, Тверь. Но финны в Назарово, как я понял, не приезжают, может быть потому, что люди здесь не привыкли что кто-то приезжает, и мне было здесь трудно работать. Но и Валентина Васильевна, и другие люди, с которыми я разговаривал, констатируют – карельский язык вымирает. Кстати, все одинаково объясняют причину этого – многолетнее внушение того, что карельский язык не нужен, он только мешает в жизни – поэтому нельзя учить детей говорить по-карельски, во многих семьях поэтому не просто не учили, а целенаправленно не учили, старались при детях не говорить по-карельски.

В Назарове – колодцы, многие из них – журавли, бани в основном – чёрные.

И совсем забыл – про тот дом Лидии Дмитриены: то, что у него фронтон бревенчатый – снаружи не видно, т. к. он покрыт досками, и козырёк сделан, как и у всех остальных домов. Рёбра крыши прикрыты досками, под ними – ещё более старые, по длине такие же, но видно, что концы обломаны – не исключено, что они заканчивались резными причелинами. На сходе кровли – примитивное полотенце. Под козырьком крыши – рейки с резьбой.

 

11.07.2004. (12:10) Лухново.

Вчера, 10 июля, отправился с утра в Лухново. Пошёл через Иванково, думал, что дорога по лесу туда сохранилась. И сначала вроде бы и нашёл её – заросшую высокой травой, почти скрытую нависающими ветвями деревьев. Прошёл по ней метров 500 и она вдруг растворилась, всё, нет дороги! Пришлось выходить на берег реки и идти по берегу среди травы по уши по едва различимой тропинке. Пройдя километр–полтора, наткнулся на шалаш, majalla, видимо рыбаков (а может и охотников), сооружён из жердей и елового лапника прямо на берегу, внутри – костровище и три бивака по краям.

Пошёл дальше. Исчезла и тропинка. Пошёл по целине. А надо мной уже столб слепней образовался. Через некоторое время опять появилась «тропинка». Но потом я терял её ещё несколько раз. Пару раз попадал в «мешок» – когда путь преграждала старица Тифинки, приходилось возвращаться и перебираться через старицу, где уже нет открытой воды. Конечно, кеды, штаны – всё уже по боку. По берегу попадались вязы и дубы. В 1,5–2 км от Лухнова наконец попал на дорогу, если её можно так назвать, и по ней дошёл до Лухнова.

Лухново оказалось очень симпатичной деревенькой, в 2 слободы плюс несколько мелких закутков; на самом берегу реки, вдоль реки – целая банная улица и бани все чёрные. В центре деревни полуразвалившаяся деревянная часовня, и обнаружил 2 дома с самцовыми крышами, один – маленький и обветшавший совсем, в 2 окошка, нежилой, другой – тоже в 2 окна и нежилой – но ещё крепкий, довольно широкий и длинный. Оба покрыты шифером. Как потом мне сказали, слово viilo применяется только к бревенчатым фронтонам.

Первым делом пошёл к старосте деревни (есть ещё такой институт в Лухнове), 38-ми-летнему мужику, Игнатьеву Владимиру Ивановичу (1966 г. р., р. и ж. в Лухнове), староста выбирается всенародно. От него в основном я и узнал немного о Лухнове.

В деревне вместе с пустыми 50–60 домов, человек живёт (вместе с Винжой и Долиным – которые уже почти нежилые) чуть более 80 человек, из них 50 с лишним пенсионеров, детей школьного возраста – 8–9, дошкольного – 5–6. Молодых – 20 лет ± 3 года – 5 человек, все парни, невест местных нет. В деревне – товарищество типа колхоза, в котором 5 человек реально работает и 5 числится. В колхозе 80 голов скота. Хоронят сейчас и в Козлово и в Скирки, раньше только в Скирки (до сих пор хоронят в Скирки, хотя до Скирок дороги нормальной нет). Престольный праздник – Покров. Лухново – чисто карельская деревня, и ситуация здесь очень однозначная – 30 лет и более – в основном по-карельски говорят, парни – 5 человек – тоже говорят, но попеременно на русском и карельском, больше, правда, на русском; а дети, и дошкольники, тоже всё понимают. У старосты у самого очень заметный карельский акцент. В 90-м году он построил себе новую баню, большую, хорошую, и принципиально – чёрную.

К приходу чужого человека, т. е. меня, отнеслись абсолютно спокойно, без какой-либо тени настороженности; ну надо анкеты заполнить – иди, заполняй, раз надо, в любой дом заходи, только если зайдёшь в какой дом, покричишь и никто не откликнется – не удивляйся – значит, ушли, просто дом не закрыли (!). На берегу реки, у топящейся бани посидел в кружке с местными мужиками, поболтали. Субботний день, а сколько мужиков не видел – все трезвые (!).

Встретилось мнение, что здесь карелы «уже не настоящие» (?), не то что за рекой, в Лихославльском районе. На вопрос: "А почему не настоящие?" – ответ – "Потому что мы постоянно в контакте с русскими, раньше относились к Орешковскому с/с, да и другие русские деревни близко – Костыгово, Тарасово, Медведково, Грязновец".

В 3-х км от Лухнова в сторону Иванкова и в 1,5–2 км от реки – Piivaran (Piivaroin) gora – высокий курган (одни говорят – высотой с дом, другие – в несколько домов) из щебня, широкий, с площадкой наверху, на нём ещё 30 лет назад росло 2 или 3 огромных сосны в 2 обхвата. Однажды приезжали "военные", бурили; как-то местная власть сделала запрос о разрешении разобрать курган на щебень, но пришёл запрет. Спросил, имеет ли название кургана какое-нибудь отношение к Пивоварову (Piuvuara), и мне ответили: "Да нет, конечно". Т. к. дорога из Лухнова в Иванково давно заросла, то найти курган, как и ristikivet (в тех же краях огромный камень среди леса лежит, с высеченным на нем крестом) уже очень трудно.

В Лухнове есть парень, Сашка, 17 лет, 3 класса образования. Попросил его анкету заполнить, так он отмахнулся: "да я и читать то не умею!" Вот так…

В общем Лухново оставило очень хорошее впечатление.

Обратно пошёл через Винжу–Орешки. Находясь в Винже, я от Козлова находился ближе, чем от Строкина, а от Пасынок – вообще в 6 км!

От Винжи до Орешек – дорога отвратительная, даже пешком идти (5 км). По пути – русская деревня Вя́зины (karielakši Dudki). Шёл от Лухнова до Строкина ровно 3 часа, ноги сбил вконец.

Придя в Строкино, сходил к Орловым в баню и потом поспрашивал у них микротопонимы, они уже кое-что мне заранее написали.

 

12.07.2004. (11:50) Строкина Горка

Вчера, 11 июля только сходил к д. Ване Миловидову и т. Паше Макаровой поспрашивать названия. А анкеты заполнять – так все одинаковые будут, да я и сам ситуацию в деревне ещё лучше секу.

А сегодня – Петров день.

 

14.07.2004. (21:20) Ривзавод. Трестна

Вчера вечером переехал на Ривзавод к т. Наде. А позавчера, в Петров день, нам сорвали приятный ужин с Орловыми три воздвиженские чувырлы. Припёрлись с пол-литра какого-то вшивого домашнего вина и двумя затраханными яблоками, а выпили всю нашу водку и весь салат сожрали, а ещё и голову заглумили совсем.

Потом весь вечер, почти до 12-ти сидели с Сашкой Орловым на его терраске, попивали водочку и разговаривали.

Утром на следующий день он пришёл снова, видимо опохмелиться, выпили чекушку водки, поговорили, покурили, Сашка рассказал пару очень интересных эпизодов из своей жизни, о которых я не знал, да и мало, видимо, кто знает.

А сегодня из Ривзавода я ездил в Тресну, в ту самую офигенно карельскую Тресну, которую мама считает более "карелистой" чем Ключевая. Теперь времена изменились, и все, с кем я встречался в Тресне сегодня, говорили о Ключевой, как о менее обрусевшей деревне. Дело в том, что в Тресне очень много приезжих – в основном русских. Среди браков, заключённых в последние по крайней мере 20 лет, как мне сказали, почти нет ни одного однонационально карельского. Поэтому дети и молодёжь, какая есть в деревне, могла узнать карельский язык в основном на улице, общаясь с местными карелами, а не от родителей. Например, 20-ти-летний Андрей Беляев, с которым, правда, я лично не встречался, и который может, по рассказам, более или менее разговаривать по-карельски, очень много общался со своей бабушкой.

Да и люди в районе 40 лет, которые карелы – хоть и говорят, что свободно изъясняются по-карельски, но некоторые даже не могут вспомнить как по-карельски «карел» и «русский», короче уровень тёти Гали.

Опять рассуждения о естественности: в Лухнове для людей за 30 говорить по-карельски естественно и легче, т. е. он для них основной разговорный; в Строкине – для людей за 40, даже под 50, они и говорят с акцентом, и думают, наверно, если не чисто по-карельски, то наполовину. А сорокалетняя Снеткова А. Н. даже не пыталась разговаривать со мной по-карельски, и думает она наверняка тоже только по-русски; то же самое ещё одна женщина, которую я анкетировал, и которой уже за сорок. А всё потому, что очень многие люди в районе 40 – не карелы, в сельсовете – только одна женщина наполовину карелка (один из родителей – карел), библиотекарь – русская, в школе – только два учителя карелы, и очень многие в этом возрасте – в смешанном браке.

Больше всего в Тресне я общался со Снетковой Александрой Николаевной, учителем карельского языка в Трестенской школе, карельский язык – факультатив в 6–7 классах – это около 7–8 человек. Всего в школе – чуть более 50 человек. К урокам карельского языка дети относятся не без интереса, сказки ставят на карельском языке, поют – опять же повод съездить куда-нибудь с программой.

По словам Александры Николаевны – действующая чёрная баня – только одна – в Вышке, остальные все белые. Журавлей-колодцев в Тресне нет, есть пара домов со ставнями. Половина домов – типовые – вернее целых две улицы, которые называют "хуторами".

Зашёл к бабе Гале Суворовой. Уже совсем старенькая (79 лет), плохо слышит. Разговаривая со мной на карельские темы, нет-нет, да и навернутся на глазах у неё слёзы и голос задрожит – от того, что карельский язык, который она так любит, уходит в прошлое, и обычаи забываются, и утварь старинную никто в деревне не хочет собрать, "а ведь мы, бабушки, храним всё, авось кто-нибудь и соберёт, чтобы наши дети и внуки знали, как мы жили".

В Тресне 2 хорошие плакальщицы – баба Насто (90 лет) и ещё одна женщина (помоложе) – чёрт, не запомнил как зовут.

Церковь в Тресне восстанавливать ещё не начали, хотя собираются.

В Тресне есть магазин с названием “Kariala”, хозяин – Суслов Анатолий Николаевич, 52 года.

Короче – в Тресне люди 50 лет и старше – практически все карелы – поэтому между собой они и говорят по-карельски, с ними говорят по-карельски карелы 35–40 лет, но у них много ровесников русских – поэтому в основном общение идёт по-русски, а моложе 30 – лишь понимают, о чём общаются между собой люди старше 50 лет.

 

15.07.2004 (17:30) Сельцы

Сегодня ездил в Сельцы. От Ривзавода до Максатихи доехал на рабочем автобусе. А от Максатихи – на трёх попутках, но быстро – в начале одиннадцатого я уже был на месте (а с Ривзавода выехал в начале девятого).

Сельцы – большая деревня, с не очень понятной планировкой – многочисленные коротенькие улочки, и как будто разбросанная. Типовых домов мало, как мне показалось. Журавлей нет. Чёрных бань, как мне потом сказала местная жительница, т. Нина, тоже ни у кого нет, чёрные бани были только до войны.

Зашёл в с/совет. Как назло, глава администрации Зайцева Мария Александровна, карелка, человек не равнодушный к карельским вопросам и хорошо знающая язык – уехала на весь день в Тверь. А её коллеги, когда я им объяснил, кто я, вошли в ступор, и потом выдали: "Ой, мы не знаем… Едите пока по другим деревням" – типа мы не можем взять на себя такую ответственность – быть осведомлёнными о моём присутствии в деревне. С такой позицией я впервые встретился. Но потом вроде ничего, мозги начали работать и две из них – карелки – даже согласились заполнить анкеты. Но на половину вопросов они не смогли ответить – ни о самосознании, ни о деревнях, а как по-карельски "карел" и "русский" – "не знаю…", такое ощущение, что они и не подозревали, что в карельском языке есть подобные обозначения. А третья женщина, сидевшая в сельсовете, русская, сказала – "вениалязэт" и "кариэлат". Всем уже более 40 лет; Тем не менее, эти 2 карелки заявили, что свободно говорят по-карельски! А мужья у всех русские, естественно, что дети карельский язык даже не понимают.

Затем я встретился с местным библиотекарем и старостой деревни Ершовой Людмилой Владимировной. Вот опять, русская женщина (47 лет), а собрала какие могла книги на карельскую тему, оформила уголок предметов быта. Сказала, что поначалу (да и сейчас не намного лучше) некоторые чуть ли не у виска крутили – "Тебе это надо? У тебя что, проблем мало?" А ведь проблем и горя хватает – дочь погибла 4 года назад, да и обязанности старосты.

Ещё сказала, что когда в школе захотели ввести факультативом карельский язык, провели опрос среди родителей – и все высказались против. В школе 43 человека детей, 42 – из Селец, 1 – из Берёзовки.

Карельский язык в селе быстро забывается, я даже на улицах его не слышал. Резко преобладают смешанные браки, даже среди людей пенсионного возраста их много – со всеми вытекающими. Основным разговорным языком карельский является только для людей старше 70 лет, ну от силы – старше 60-ти. А моложе – мужья или жёны русские, так даже меж собой по-русски говорят. А вот Берёзовка – там в основном карелы (по статистике на 2000 год из 71 человека в Берёзовке 48 – пенсионеры, 3 – дети), карельский является основным разговорным для людей 50 лет и старше. А в Сельцах люди карельского происхождения 30 лет и около того уже почти не понимают или вообще не понимают. Люди сорок лет с лишним – могут выражаться по-карельски только самыми простыми предложениями. Всё это мне подтвердила т. Нина Потапеня (муж – белорус) – очень добрая и радушная бабушка, к которой я потом пошёл. Она поддерживает связь с финнами – двумя женщинами – матерью и дочерью, они у неё несколько раз были в гостях.

Т. Нина сказала, что была в Ключевой в молодости. Язык, говорит, там отличается от Селец – много слов, которых в Сельцах и не знают – kabadie, kočahtua, например. Ей даже сказала хозяйка, у которой она жила в Ключевой, дескать "у вас язык больше к русскому идёт" – т. е. гораздо больше русских заимствований и не известны многие исконно карельские слова. Поговорив с т. Ниной ещё немного я понял, что словарный запас моей матери, младшей на 20 лет и прожившей в Ключевой только до 14 лет больше, чем у т. Нины 77 лет, прожившей всю жизнь в Сельцах. Слово "хорма" т. Нина слышала в Ключевой и Тресне, но в Сельцах его не знают. Кстати, на вопрос в анкете о сульчинах одна из «карелок» в сельсовете спросила: "а что-й-то?". Микротопонимов т. Нина карельских вообще не вспомнила, интересных прозвищ людей – тоже, откуда карелы взялись здесь – не слышала. Староверов в Сельцах не было. Вопрос об отличиях карел от других народов и что сближает всех карел вызывал в Сельцах недоумение и даже язык не был назван. Над умершими практически не причитывают, а поют молитвы. Tiedäjälöidä тоже вроде уже нет.

Перед моим уходом т. Нина меня накормила и пожелала удачи.

Зато природа вокруг Селец очень красивая. Леса очень высокие – сосны, ели, берёзы, есть и осины. А в Стыкове, сказала Людмила Владимировна, вообще гористая местность и сосны.

А до Максатихи доехал на попутке, успел на последний автобус на Тверь. На нем вернулся на Ривзавод.

(Ах да, в Сельцах каменная действующая церковь; но не всегда действовала, в советское время в ней был склад, в частности.)

 

19.07.2004. (14:30) Ключевая. Раевское

В пятницу (16-го) решил никуда не ездить дополнительно, а поехать сразу в Ключевую.

Какая же всё-таки Ключевая ещё карельская деревня! В этом отношении она сопоставима, пожалуй, только с Лухновым и Назаровым (из тех деревень где я был до этого). Здесь только моложе 30-ти почти не говорят по-карельски. Только я приехал, Нина соседка несёт 1,5 литра молока, потом Наташа Докучаева – битончик молока 3 л. Сразу со дня приезда пошёл анкеты заполнять. В субботу общался с Дёхкон Валей и Стёпан Анни – спрашивал микротопонимы. В воскресенье зашёл к батюшке Варсанофию. Он прямо становится центром притяжения в Ключевой – Ключевская церковь становится популярной во многих местах, сюда (и в основном из-за батюшки) приезжают из Максатихи, Бежецка, Твери, Подольска и т. д. – венчаться, креститься, причащаться и т. д. У церкви подлатали крышу, покрасили стены, полы, сейчас делают росписи в алтаре, кладбище огородили новой оградой. Теперь батюшка собирается покрыть крышу заново и выкрасить купола в голубой цвет. Сам батюшка живёт теперь в другом доме, на Боровой, более просторном, часть интерьера отделал вагонкой. Когда к нему заходил, как раз позвонила женщина, сказала – что внучка отца Павла Майорова (который служил во время войны), хочет приехать в Ключевую вместе со взрослым сыном, который хочет покреститься именно в той церкви, в которой служил его прадед.

Кстати, ограду у кладбища сделали ключевские мужики (за плату, естественно) – не посмотри что пьют. Хорошо поставили ограду.

В Ключевской школе осталось 19 учеников, нынче в первый класс не придёт никто. А к преподаванию карельского языка факультативом родители бы отнеслись положительно (как сказала глава администрации Кудрявцева Анна Александровна), да директор (уже не работает) не захотела этого, хотя учителя были согласны преподавать карельский язык, зато закон божий – это пожалуйста, хотя ходит на него 2 человека. А сейчас вводить карельский язык – так уж школу, наверно, скоро закроют за неимением детей.

К карельскому языку в Ключевой совсем другое отношение, нежели, например, в Сельцах или Кострецах, в Ключевой, как говорит Анна Михайловна, плохо относятся к тому, когда уроженец Ключевой приезжает на родину и не разговаривает по-карельски. Карельский язык в Ключевой в почёте. Наташа Докучаева мне: "Ты почему по-карельски не говоришь? Надо учить!, чтобы разговаривать. Тем более, если интересуешься". Да и к анкетам многие отнеслись с интересом, людям было интересно порассуждать по тем вопросам, что в анкете.

В Ключевой только 1 чёрная баня, все остальные – белые.

В воскресенье заходил к Кривченковым Сергею и Лене – он начальник лесхоза, она – помощник, контора лесхоза находится у них на дому. Дом совсем новый у них, мастерская, техника всякая – хорошее хозяйство, и корову держат. Сергей – родом из Брянщины, Лена – ключевская,  любит поговорить. Сергей – один из немногих непьющих мужиков в деревне. В семье – трое детей, двое – ещё в школе учатся. Смотрел у них план Ключевского лесхоза – очень интересная, очень подробная, жаль, что времени не было её подробно изучить. Там всё указано буквально по пятачкам – возраст, состав, бонитет леса и т. д. Леса в лесхозе в основном лиственные, берёзовые. Ельники небольшими относительно участками по всей территории, есть черноольшанники, в сторону Ривзавода есть участки липовых лесов. На карте резко выделяются оранжевыми островами среди сине-фиолетового фона (синий – берёза, фиолетовый – ель) сосняки-ягодники – Prorvanšuo, Midronšuo, Kel'l'onšuo, Stuupiččakoivikonšuo, Van'kinanšuo, Goršihanšuo и самый крупный – Sv'atoijärvenšuo.

Зашёл на болотце напротив Полькан-гора, нашёл 15 зрелых ягод морошки, а потом на лугу – пятачок земляники – полный ягод.

Посчитали с Анной Михайловной, сколько в Ключевой чисто не-карел, насчитали 12 человек (из 220).

А про Павла Майорова (священника в местной церкви, который служил в лихие 30-е) Александр Иванович Платонов сказал, что не скрывался он ни в каком сарае в Спичихе, а здесь, в Ключевой, его люди скрывали, потому что мало того что поп, а очень мастеровой мужик был – телеги людям чинил, сани, корзины плёл и т. д. Он же сказал, что где-то в 1920 году в Ключевой был сильный пожар, сгорела вся (!) улица где Дёхкон Валя живет и Полькан гора. И многие люди после этого стали селиться не в Ключевой, а в соседних деревеньках – Яйчахо, Максинахо, Спичихе, Зубачихе, Чонго – дескать, они тогда и появились. (А Зверькова Валя потом сказала, что люди в этих деревнях и раньше жили.) А вот Трошкино по его словам – уже было тогда.

Вечером в воскресенье (вчера) зашёл к Стёпан Анни, она дала мне листик с тремя заговорами.

 

А сегодня, в понедельник, прямо из Ключевой отправился в Раевское. До Малышева на поезде (отпр. в 9:28), а дальше 6 км пешком. В Раевском – заброшенная церковь. Зашёл в контору колхоза, там смогли порекомендовать только одну женщину, которая ещё говорит по-карельски и относительно этим интересуется – Шакирова Серафима Григорьевна, 1946 г. р. Но она, как назло, уехала в Максатиху на весь день. И больше мне даже не смогли назвать человека, с кем бы я мог поговорить на эту тему.

Зашёл в Магазин, там продавец смогла назвать только двух старушек (82 и 76 лет), которые ещё друг с другом говорят по-карельски, и всё. Сама она немного понимает (зовут Яцерук Раиса Георгиевна, 1943 г. р.):

"Ба́харево, наверно, самая карельская деревня, несколько человек говорят по-карельски, под 60 лет и больше; карелы есть в Хмелёво, Найдёнихе, Алфериха, Кузнечиха – но везде по 2-3 человека. В Асташихе 1 житель – карел.

А в Филизи, Андронихе, Пархове, Гоголихе никого карел нет, они всегда были русскими.

А в Раевском тоже 2-3 человека, вот Полякова – 82 года, Багрова – 76 лет говорят между собой. И везде говорят только под 80 лет и старше.

А Бахарево – самая карельская деревня была, мы в молодости в клуб туда ходили, так не любили бахаревских, потому что молодёжь вся по-карельски между собой разговаривала, да дракуны такие там все  ребята были. А у нас уже обруселая как то деревня была. Так мы Бахарево и звали Казинлинна – потому что по-карельски там говорили.

А вот я так понимаю по-карельски, если кто чего скажет, но вообще и мои ровесники никто почти не понимает по-карельски. Да и кому уже за 70 – все только понимают, а не говорят, хоть у кого даже и оба родителя карелы.

Да и те кто знает язык не говорят, они и считают – зачем, им это не надо, и мне не надо.

Андрияниха – тоже есть карелы. А Бахаревские брали в жёны с Ермолина, Андриянихи, Лощемли – это русская деревня. А мы не любили в Бахарево ходить, там народ как-то отличался от нас – одеты как то беднее, всё красное носили, и Бахарево гулять мало ходили, и замуж туда не шли, как то зазорно считалось. Лучше уж в Асташиху – «медвежий угол» её называли – пойдём, чем в Бахарево. А в Ермолине уже совсем карел нет, но раньше была карельская деревня".

В магазине сидела женщина за 70 лет, родители оба карелы, всю жизнь прожила в Раевском, но совсем не говорит по-карельски, хотя понимает. И так вся деревня, и вся округа – только старушки под 80 лет и старше говорят по-карельски. А самая карельская деревня – Ба́харево, там ещё 60-ти-летние говорят.

А другая женщина в магазине, тоже карелка, язык понимает и может говорить, понимает также и финский, и вепсский (потому что жила в Петрозаводске), на мой вопрос "Почему не разговариваете по-карельски? Не с кем?", ответила: "Да не не с кем, а просто зачем? Мне это и не надо". Наверно на этой позиции большинство, которые здесь ещё помнят язык – т. е. язык помнят, но между собой вообще (!) не разговаривают. Но тот же продавец сказала, что "У всех здесь корни карельские".

А вся дорога от Раевского до Максатихи – сплошь сосняки, хотя это не удивительно – дорога идёт вдоль рек – Волчины и Ворожбы.

А в Филизях (где карел уже нет совсем) – курган, метра 3 высотой, на нём – несколько толстенных корявых сосен, в два обхвата. Местная жительница одна сказала, что на кургане раньше стояла часовня, но откуда сам курган – даже не слыхала.

А примерно в Гоголи́хе поймал машину и на ней за полтинник доехал прямо до Ривзавода.

 

20.07.2004 (20:40) Алёшино

Сегодня ездил в Алёшино. Встал в пол шестого утра, ужас какой. Доехал до Рамешек. А от Рамешек – уже привычный автостоп. Приехал в Алёшино к 9-ти утра. В сельсовете впервые за долгое время застал на рабочем месте главу администрации – Кричкин Владимир Александрович, относительно молодой мужик, 1956 г. р., как потом кто-то пошутил – самый главный в о́круге карел, – т. к. он же председатель районной Рамешковской НКА Тверских карел. Ездил на II конгресс финно-угорских народов, нынче в августе поедет на IV-й – в Таллинн. В его кабинете есть карельские книги, на стене – типа карельского флага и т. п. В августе в деревню 2 раза приедут финны – эти поездки у них ежегодно. Для местных жителей это ещё и доп. доход, т. к. финны оставляют деньги. Старшая дочь главы, 24 года, учится в Твери, может говорить по-карельски, как сказал отец – свободно. Жена тоже у него карелка.

В сельсовете заполнил 3 анкеты – у главы и ещё двух женщин.

Разговаривал с Чуркиным Иваном Ивановичем – учителем математики и карельского языка в Алёшинской школе. Иван Иваныч – человек уже за 50 лет, сам он говорит, что учитель карельского из него – хреновый, письменность он плохо воспринимает. Зато он хорошо говорит по-карельски и на уроках старается как можно больше говорить по-карельски с детьми. Так что неизвестно, что лучше. Факультатив ведётся 1 раз в неделю, в 5 и 6 классах, всего 15 человек. Как говорит Иван Иванович, на факультатив карельского языка детей никто не тащил, но пошли все – не смотря на то, что уроком он последним и в классах далеко не все дети карелы (а это потому, что по словам Ивв., большинство браков моложе 50 лет – смешанные, и естественно, в таких браках дети карельского языка не знают почти). И действительно, в Алёшине довольно много приезжих – как в общем то в большинстве карельских центральных усадеб. Глава, кстати, сказал, что года 3–4 назад в деревне пытались вести учёт национальностей, и карел, по его оценке, в Алёшине – ≈70%. Всего в школе ещё учится около 80 детей.

Заходил к одной чисто карельской семье – Игнатьевым. Хозяйка – Татьяна Ивановна – родом из д. Залесье. Жителей этой деревни все в округе называют почему-то финнами, а почему – толком никто не может объяснить, и Татьяна Ивановна – тоже. Но все отмечают, что эта деревня отличается нравами – живёт там очень дружный и работящий народ, крепкие хозяева, но в то же время скуповатый народ – дескать поэтому и «финны». У Игнатьевых – вроде 3 детей, сами они уже – под 50.

Поговорил с двумя местными мужиками, пьющими в заулке самогонку. Столкнулся, хотя и не впервые, с логикой типа: "Да тут все карелы"; и в то же время: "А молодёжь – все русские", – "А родители карелы?" – "Карелы", – "А дети русские?" – "Русские". Т. е. карел = умеющий говорить на карельском языке, русский = не знающий карельского языка, даже если у этого русского – оба родителя – карелы.

Или: "Мы уже не чистые карелы, полукарелы", – "А где чистые?" – "В Петрозаводске чистые" (где карел 4% населения).

Или: "Ты карел?" – "Нет, ведь я в Твери родился", – "А по-карельски говоришь?" – "Да только по-карельски и говорю, а как же?" – короче, логика железная…

В разговоре с местными жителями – и с Игнатьевыми (Тат. Ив. и Ген. Бор.), и главой, и Ивв. выяснилось, что язык Алёшинских карел, одинаковый с Зубцовскими, Диевскими, Устюговскими, Лавровскими карелами – отличается от Лихославльских и Максатихинских карел, но незначительно, отдельными словами, да может интонация речи немножко другая, и то не решусь утверждать (hakata – идти, hakkua – иди: Игнатьевы). Татьяна Ивановна Игнатьева в анкете Диево, Высоково, Устюги, Зубцово отнесла одновременно и к менее обрусевшим, и к не отличающимся от Алёшина, объяснила это так: т. е. приезжих меньше в этих деревнях – как бы менее обрусевшие, но те кто карелы – такие же как в Алёшине, не лучше помнят язык.

Как и во всех деревнях, многие смотрят на карельское будущее без оптимизма: "Карел изучаешь? Да не хер их изучать! Скоро вымрут все карелы"; "Язык вымирает, вот старики умрут, и карел почти не останется".

Но Алёшино производит впечатление ещё говорящей по-карельски деревни, на улице ещё везде можно услышать карельскую речь, люди старше 40 – ещё вовсю болтают по-карельски. Муж библиотекаря (русская) Володя – из д. Залесье, меньше 40 – типичный карел, говорок карельский чувствуется и по-карельски шпарит только так. Это он мне сказал: "Да не хер карел изучать!...", хотя к тому, что я этим занимаюсь, отнёсся с пониманием.

Деревня Алёшино состоит как бы из старой, «исторической» части, и новой – с типовыми домами, где школа, библиотека, много молодых. Есть колодцы-журавли, традиционные дома а-ля "Строкино-Ключевая", чёрных бань ни у кого нет, а раньше – в печах мылись (кстати, над этим стоит подумать – о взаимозависимости мытья в печи и преобладания белых бань). В деревне ещё много частных коров, некоторые семьи держат по 2–3 коровы – т. к. молоко можно сдать на молокозавод, который здесь же. Колхоз вроде существует, но в нём никто не работает. Когда частное стадо шло по домам на обед, с коровами шло немного овец – кто-то держит.

Лесов здесь мало, но не хмызник как в Сафонове, или Никулине (Спир.), есть сосны, ели, и местность отнюдь не плоская.

В библиотеке – немного есть карельских книг, собрания предметов быта как такового нет.

Tiedäjöidä в Алёшине уже нет (никто, по крайней мере не смог вспомнить, чтоб кто-то ещё лечил в деревне), причитания о-очень редко, но можно услышать. Пиво никто не варит. Да и что такое сульчины, уже не все знают – хотя бы тот же Володя – муж библиотекарши.

На обратном пути, идя между Ильиным и Селищем в направлении Рамешек проходил мимо женщины, сгребающей сено. Она заговорила со мной первая, как будто знакомая и мы уже сегодня виделись. Постояли, поговорили, узнав, что из Алёшина, сказала: "Да, карелы дружные, помогают друг другу, этого у них не отнять". На прощание сказала, что с её лёгкой руки я обязательно напишу диссертацию. И крикнула вслед: "Больше правды пиши!!!"

 


21.07.2004 (20:50) Никольское

Сегодня ездил в Никольское. От Ривзавода до Рамешек на автобусе, от Рамешек доехал на двух попутках. В начале 10-го был уже на месте. Глава администрации Валентина Васильевна оказалась на месте, выслушала меня с пониманием, сама карелка, заполнила анкету.

Сразу выяснилось, что Никольское – село очень обрусевшее, говорят между собой по-карельски только люди старше 60–70-ти лет. А 40-летние меж собой говорят почти исключительно по-русски, даже те, у кого оба родители карелы.

Потом пошёл в клуб, где работают Попкова Зоя Николаевна (зав. клубом) и Быстрыгина Елена Ивановна. Обе карелки, обеим лет 40 или чуть больше. Они руководят Никольским детским ансамблем "Иван-да-Марья", который поёт песни, в т. ч. карельские. Для участников ансамбля сшиты были в Твери красивые костюмы. В ансамбле человек 8–9. Нынешний состав – это уже третье поколение в ансамбле. Поют в нём дети как из карельских, так и из чисто русских семей, ни те, ни другие дети карельского языка не знают, даже не понимают, но по словам Зои Николаевны и Елены Ивановны поют по-карельски хорошо, есть русские дети, которые так поют по-карельски, что на выездах ансамбля на выступления (в Рамешки ездили на фестиваль карельского детского творчества, например) никто даже не догадывается, что они совсем не знают карельского языка.

В Никольское также приезжают финны иногда. В клубе и библиотеке – минимальный набор карельских книг.

Библиотекарь в Никольском – Горшкова Валентина Михайловна, человек неравнодушный к карельскому наследию, хотя сама – русская, но уже давно живёт в Никольском. В библиотеке собран хороший краеведческий материал. В его собрание основной вклад внесла жительница д. Филиха Таисия Николаевна Кременецкая, географ-геоморфолог по образованию (кончала МГУ) и краевед по увлечению.

После посещения клуба и библиотеки пошёл в Филиху к Таисии Николаевне. Она оказалась в хорошем самочувствии, очень приветливо меня встретила, сели в садочке с ней и её дочерью Аней за маленький столик и стали беседовать, попивая минеральную воду, а затем плов с зелёным салатом пошёл и чай. Я рассказал о себе, она – о себе. Сама она родилась в Москве, русская, а с 1988 года живёт среди карел и очень им благодарна за то, что в силу своего характера они не лезут ей в душу и в её жизнь. Таисия Николаевна буквально по пунктам перечислила характерные черты карел и их отличия от соседних русских:

1. Карелы – прекрасные воспитатели, воспитывают детей в чистоплотности, трудолюбии, почитании предков (родителей).

2. Для карел характерно «умение жить» в любых скудных условиях, хозяйственность, очень хорошее отношение к животным, умелое отношение с растениями. В доме у карел чисто, нарядно, красиво. Характерна экономность, рачительность, скуповатость. Карел в одних и тех же условиях добьётся больших результатов, чем русский.

3. Карелы очень сохраняют православную веру и благочестие; более справедливые, чем русские.

4. У карел сильнее, чем у русских развито чувство солидарности и коллективизма. Карелы между собой очень интенсивно и охотно общаются. Русские же очень разделены. Карел свистни – и они идут толпой, а у русских такого нет.

5. Для карел характерна холодность некоторая, скрытность, неразговорчивость, замкнутость, немножко подозрительность, чувство достоинства.

6. Карелы лучше, чем русские сохранили уклад, старинные традиции.

При этом однако была сделана оговорка, что все названные черты характерны прежде всего для старшего поколения, молодежь уже мало подпадает под это описание.

А про соседнее русское За́мытье сказала, что там цивилизация старинного русского села задавлена уголовнической цивилизацией, так как в Замытье осело в советское время очень много людей с уголовным прошлым. Сама она жила в Замытье, но сбежала оттуда, не приняли её русские в Замытье, а те кто хорошо к ней относился, посоветовали: "иди к карелам – они справедливее".

Таисия Николаевна самиздатом выпустила краеведческую книгу – "В Тверском углу".

Несмотря на то, что Таисия Николаевна давно занимается краеведением, она не слыхала ни сказаний о литве, ни каких то особых преданий о переселении карел.

В Филихе живёт единственная на округу tiedäjä – баба Нина, отчество забыл, живёт напротив Таисии Николаевны.

Потом вернулся в Никольское, проанкетировал двух карельских мужиков – Василия Николаевича Шашкова и Александра Степанова, которые легко согласились заполнить анкеты, но с карельской сдержанностью и без выяснения зачем мне это нужно. На будущее карел смотрят без оптимизма, Александру 46 лет – он ещё общается кое с кем по-карельски, а Василию – 39 лет, он уже со всеми общается по-русски, хотя всё понимает по-карельски, да и говорить может. У обоих – жёны русские, как и в большинстве браков в Никольском. Дело в том, что приезжих в Никольском много, особенно много осело по распределению специалистов женщин со всеми вытекающими. Естественно, что в таких смешанных браках дети даже не понимают карельского почти. И Василий, и Александр сказали, что в детстве они в основном по-карельски разговаривали – в семье и на улице.

В Никольском колхоза нет, есть 2 пилорамы, некоторые работают на нефтеперекачивающей станции в Тучево, многие держат коров, некоторые 2–3, молоко сдают в Рамешки. В Никольской школе в следующем учебном году будет 64 ученика, факультатива карельского языка нет, но одно время был. В церкви в выходные и большие праздники проходят службы. Деревня состоит из традиционной части и 2 улиц коттеджей, есть 2-х-этажный кирпичный дом с 4-мя подъездами, школа большая и красивая. Нигде больше как в Никольском я не видел столько домов со ставнями (около 15 домов в традиционной части). Сами традиционные дома – в стиле „classic“. В Никольском – и чёрные, и белые бани, в соседних деревнях поменьше, где преобладают карелы, – в основном чёрные бани.

Да и в Никольском, несмотря на сильную обруселость, и это признаётся всеми, практически все в анкетах отметили, что в Никольском живут преимущественно карелы.

В соседних деревнях – Шеломце, Ильине, Филихе – живут в основном пенсионеры.

И Никольское стоит в очень красивых местах – 2 реки – Медведица и Тресна, сосновые боры. Когда выходил из села уже, было жарко, пацаны прямо с моста прыгают в реку, как я им завидовал! Но надо было добираться до Рамешек, не до купания. И ведь едва успел на максатихинский автобус.

 


22.07.2004. (20:50) Алексеевское

Сегодня ездил в Алексеевское. Пробыл там всего полтора часа. Успел заполнить две анкеты – у пожилой жительницы и 40-летней продавщицы в местном магазине. Из разговора с ними выяснилось, что в старой части села – живут преимущественно карелы и подавляющее большинство – пенсионеры, моложе 50-ти лет – единицы. А в новой части, где коттеджи – люди разных национальностей – и таджики, и чеченцы, и лезгины, и цыгане, и русские, и карелы – в основном среднего возраста, там и дети есть. Из коренных жителей по-карельски разговаривают люди старше 60-ти лет, 40 с лишним лет – между собой по-русски исключительно разговаривают, ну а моложе 40 – таких и нет почти коренных, но те уже или только понимают, или уже не понимают.

Большинство людей среднего возраста – не карелы, естественно – не знают карельского языка.

Итак, Алексеевское состоит из старой части (слева от дороги, если ехать от Рамешек) – где большинство пенсионеры и карелы (можно сказать – карельская половина); и "посёлка" (справа от дороги) – где живут люди помоложе и карел практически нет.

В карельской части – традиционные дома “classic”, журавли-колодцы, заброшенная церковь.

Интересно, что бани в Алексеевском – все белые, по словам бабушки, которую я анкетировал, раньше мылись здесь в печах, а потом сразу стали строить белые бани.

По словам продавщицы, карел в селе 30–40%.

 

 

13.08.2004. (22:10) Стан

После длительного перерыва операция "Тверская Карелия" входит в завершающую стадию. Сегодня ездил в с. Стан. Как водится, первым делом зашёл в сельсовет и там впервые у меня потребовали документы! В сельсовете анкеты заполнили 2 женщины, лет за 40, очень пессимистично настроенные (а может быть, просто безразлично) на всё карельское. Одна из них, зам. главы администрации, заметила: "изучать карельский язык? ни в коем случае! Сложный, корявый, плохой язык! Мне мать всегда говорила: "да чтоб учить карельский язык – ни за что! Семь лет на карельском училась, в предложении по 10 ошибок сделаешь – 13 падежей, сложный, плохой язык!"".

Вообще, Стан – типичная "обрусевшая центральная усадьба" – много приезжих русских, преобладают смешанные браки, бытование языка сдвинуто в старшие возраста.

Зашёл к Потёмкиным Евгению Васильевичу и Людмиле Владимировне. Он – карел, она – с Украины, но оба с интересом относящиеся ко всему карельскому, были в Финляндии, и финны у них останавливаются тоже, оба – учителя математики в школе, Евгений Васильевич вёл раньше факультативом карельский язык в школе – когда вышел букварь Орлова. Но сейчас – нет. Поначалу дети ходили с интересом, а потом поняли, что применения языку нет, и перестали. Одно время с детьми ходил по бабушкам, собирал фольклор – записывал на аудио и на видео, так некоторые старушки при детях и говорили: "чего себя мучаешь и детей?" – естественно дети это слышат и мотают на ус. Потёмкины сумели назвать единицы учеников школы, которые хорошо понимают карельский язык – в основном старшеклассники. А всего в школе – 130 детей! Есть в селе и детский сад – там ≈20 детей. А все эти видео и аудио материалы хранятся в школе.

Евгений Васильевич сказал, что некоторые финны, в том числе и тот финн, у которого они были в Финляндии, очень легко переходят на карельский язык, что для финнов современный карельский – это старый финский.

Потом зашёл к Балакиреву Николаю Михайловичу, но долго общаться с ним не удалось – опаздывал на автобус. У них бывают в Стане Сакс (археолог), Есканен (который, кстати, занимался отличиями в тверских карельских говорах), Саволайнен.

В Стане говорят: šieni, šiegla, karįelane (твердое "р" – карыэлане).

Значительная часть Стана – типовые дома, многие с канализацией и водопроводом. Чёрных бань много, но много и белых – на "посёлке". В традиционной части села и окрестных деревнях – чёрные бани, которые так любят финны.

В Стане – деревянная церковь, которой уже более 200 лет, всегда была действующей. Рядом с церковью – недавно построенная часовня. В Стане, видимо, очень деятельный батюшка, во многих окрестных деревнях построил часовни, в которых служит по графику. Своими глазами я видел эти часовни из окна автобуса в деревнях: Гайново, Анцифарово, Михайлова Гора, Сосновицы.

Местный колхоз на ладан дышит, хотя в стаде ещё около 340 голов.

И всё-таки люди более старших поколений, которые ещё используют карельский язык в разговоре со своими ровесниками, склонны преувеличивать степень его бытования в деревне: им кажется, что и дети хорошо понимают язык, и в деревне много по-карельски говорят. Но дети, по-видимому, понимают самые простые фразы, в виде которых язык и бытует, видимо. Ведь и Балакирев сказал, что для общения на карельском языке достаточно 300 слов знать. А ведь 300 слов явно не в состоянии охватить все стороны современной жизни. А старшее карельское поколение, естественно, общается больше своим кругом, и внутри этой старшей возрастной группы язык и бытует. А с более молодыми (среди которых, кстати, много приезжих русских) разговаривают в основном по-русски, а с детьми и молодёжью – только по-русски, да и в семье – тоже по-русски, если брак смешанный (у Балакирева, который думает по-карельски, жена тем не менее русская; у Потёмкина – русская, вернее, украинка. Но надо сказать, что у Потёмкина и Балакирева жёны очень с уважением относятся ко всему карельскому, тем более, что и у тех, и у других финны гостят порой; жёны, мне кажется, и понимают кое-что).

Плачи в Стане, как я понял, уже не бытуют, а вот заговоры, особенно при выгоне скота в поле ещё употребляют пожилые, да ещё, как сказали, и помоложе кого научат, но не афишируют знание этих заговоров.

Потёмкин сказал, что в конце 60-х годов все заседания правления колхоза и сельсовета проходили только по-карельски.

В Стане я конечно мало был, и мало людей встречал, но то, что карельского языка не слышал, объясняется всё-таки не только этим. Всё-таки у меня сложилось впечатление, что русский язык безусловно преобладает практически во всех сферах жизни деревни. Да и что такое карельский язык сегодня: смесь карельских и русских слов (даже если у русских слов есть карельские эквиваленты). Чистой и сложной карельской речью могут без труда изъясняться, наверно, только старушки, да немногие помоложе – те же Балакирев и Потёмкин – так у них ещё ведь и есть опыт общения с финнами, а с ними если будешь использовать русизмы, так и не поймут, хочешь не хочешь – а будешь вспоминать старые карельские слова.

Потёмкин в 1996 году был в деревне Бор и там общался с бабушкой (которой было под 80 лет, и сейчас она умерла уже), так говорит, что она в разговоре употребляла некоторые слова, которые он слышал только от финнов, например “kiitoš” («спасибо»).

 

18.08.2004. (19:00) Толмачи. Васильки. Залазино

Вроде бы подходит к концу операция "Тверская Карелия". Завтра собираюсь поставить жирную точку в виде поездки в Тверь. Завтра Яблочный Спас.

Третий день не делаю записи в дневнике. Итак, сегодня среда. А в понедельник утром из Торжка я выехал в Толмачи.

Толмачи…Когда-то их можно было назвать карельской столицей. Сейчас это крупное село, но всё карельское исчезает здесь, впрочем, как и везде. На улице, в магазине не слышно карельского языка. Древний язык древнего народа, язык, на котором пела Калевала, язык, который вдохнул душу в язык 6-миллионного финского народа, язык, который жил на Тверской земле почти без изменений более 300 лет, сейчас исчезает прямо на глазах.

Сейчас в Толмачах очень много приезжих из разных уголков бывшего Советского Союза. Большинство браков смешанные.

Приехав в Толмачи, сперва пошёл к Татьяне Даниловой. Она меня накормила. Оставив у неё вещи, пошёл в сельсовет. Зам. главы, которая была там, – карелка, зовут Анастасия Михайловна, уже под 60 лет. Она заполнила анкету. Сказала, что большинство местных уроженцев, приезжая на родину, стараются говорить только по-карельски – родной карельский язык очень прочно держится в людских душах.

Выходя из сельсовета, напряг анкетами сидящих тут же на лавке двух женщин лет сорока – Антонину и Татьяну. Обе карелки, обе родились в здешних краях. Антонина сказала, что ей очень интересен карельский язык, что он ей очень нравится. Татьяна была более сдержанна. Женщины мне поведали, что люди их возраста, хотя и могут говорить по-карельски, но общаются везде только по-русски, а их дети (20–30 лет) и не понимают почти, знают по-карельски только “mäne munah”. Антонина пригласила ночевать к себе. Я, естественно, отказался, так как ориентировался на Даниловых.

После сельсовета взял у Татьяны Д. велосипед и отправился в Васильки к Тарасову.

До самых Васильков – асфальт. На подъезде к деревне открывается очень красивый вид на деревню и её окрестности. Васильки – очень интересная деревня. Вернее, самое интересное в ней – её планировка.

В Васильках 7, а может и больше, рядов домов, почти все – обращены фасадами к реке Медведице. Исключение составляет небольшой конец набережной улицы, который немного удаляется от реки и становится двухрядным (то есть несколько домов обращены к реке задом). Но основных улиц (рядов) – 4. Улица, идущая непосредственно по берегу реки называется здесь „jogiranda“, а вся остальная деревня – „külä“. В центре деревни – часовня, построенная Тарасовым, правда, не очень казистого вида. По самому берегу реки – бани (принадлежащие людям jogirannalda), на других улицах бани – в огородах, есть бани около ручья Луги (название по карте). За рекой Медведицей – очень красивый и высокий сосновый бор.

Вверх по течению Медведицы сразу за Васильками тянется вдоль реки курганная группа, почти не изученная. Курганы от 1 до 3 метров в высоту. Всё пространство, занятое курганами, как водится, покрыто старыми мощными соснами.

Хотя Татьяна Данилова и говорила, что Станислав Васильевич Тарасов (1937 г.р.) – человек настроения, встретил он меня довольно-таки радушно, несмотря на то, что был занят – строит сейчас баню. Кстати, баня будет чёрная, да и большинство бань в Васильках и других деревнях округи – тоже чёрные. Ну а дачники ставят себе белые бани.

Станислав Васильевич побывал почти во всех деревнях Лихославльского района, и очень многих – в других районах – так как работал охотоведом. Был он и в Ключевой. На вопрос, отличается ли в разных карельских деревнях язык, или, может быть нравы, или внешний облик, он ответил типа «Да все деревни одинаковые», а насчёт языка – что язык тоже везде в общем-то одинаковый, отличия настолько незначительные, что их не стоит принимать во внимание (в Весьегонском районе С. В. не был).

С. В. очень, конечно, сожалеет о том, что карельский язык исчезает, но считает, что он ещё продержится лет 50. Говорит, что раньше в Васильках все по-карельски говорили, а сейчас те же самые люди, когда автолавка приезжает и они собираются вместе – все по-русски между собой говорят, и только если надо посекретничать – по-карельски.

Сам С. В. в совершенстве владеет карельским языком – ещё бы!, ведь и стихи пишет! И говорит, что дети (имея в виду своих внучек) очень быстро и легко схватывают язык и без какого-либо акцента.

Вместе с Тарасовым баню строит прекрасный плотник Коля Клюккин, родом из-под Прудова, тоже ещё великолепно знающий карельский язык. Кстати, непьющий (вроде). Уже пенсионного возраста.

С. В. очень заинтересовался идеей создания карты окрестностей Васильков с нанесением на неё карельских названий урочищ.

Невестка С. В. – Валя, родом из Ключевой (Боровой). О Ключевой у Тарасова мнение, как о менее обрусевшей деревне. То же он думает о деревнях в округе Козлова. А про Микшино сказал, что оно обрусело полностью. Кстати женщины у сельсовета в Толмачах, тоже отозвались о спировских деревнях как о самых карельских, где ещё все по-карельски говорят. Дескать, если оттуда приезжают в Толмачи, в магазин своей группой приходят – и только по-карельски, а толмачёвские уже так себя не ведут.

С. В. выразил сожаление, что в вопросе анкеты «Приходилось ли Вам сталкиваться с недружелюбным отношением к карелам» есть добавка «в последние годы». Потому что в последние годы никакого негативного отношения к карелам нет, а ведь раньше то было, и ещё какое! Мало того – репрессии. И вот, говорит, карелы замкнулись, сжались, ушли в себя, и даже о самых страшных временах (30-е гг.) старухи даже не станут разговаривать, и вообще карелы стали, дескать, от этого скрытные, и матера народные даже своих секретов никому не расскажут и мастерством не поделятся.

От С. В. узнал интересное выражение "on že tüöt!" – "вот дела!". Но как самостоятельное слово tüö – в смысле 'работа' 'дело', не употребляется.

Ну в итоге я остался ночевать у С. В. – без проблем, хотя и народу был полон дом.

Утром С. В. сказал, что двери его дома всегда открыты и я могу приезжать в любое время.

 

Утром, во вторник, 17 августа, отправился обратно в Толмачи, заехал в сельсовет – забрал у Анастасии Михайловны анкету, а после – сразу в библиотеку к Татьяне Д.

Конечно, Татьяна – краевед обалденный. В библиотеке – летопись села Толмачи, ею составленная – супер! Вся подшивка "Карельской правды" за 1938 год; старинные фотографии. Собраны и предметы быта, огромная выставка детских рисунков – в т. ч. и по мотивам карельских сказок. Есть у неё и аудиозаписи разговоров с карелами, и карельских песен.

Посмотрев фотографии, полистав летопись Толмачей, послушав аудиозаписи и попив с Татьяной чаю, поехал на велосипеде в сельсовет – заполнил ещё анкету с бухгалтером (кстати, практически весь сельсовет в Толмачах – карелы), и потом – в так называемый "парк". "Парк" – старое его название – Boldangora (Болдашкина гора). Это песчаная вытянутая "гора" к северу от села, на понижение идёт во все стороны – то есть это какое-то ледниковое образование (состоит из смеси песка, гравия, гальки, валунов) – возможно, конечно-моренная гряда. Покрыта старыми соснами – или прямыми и высокими, или низкими и раскоряченными. Место очень красивое и интересное, прямо священная роща какая-то, где всегда было запрещено что-либо вырубать. Склон, обращённый к деревне (к западу, а сама гряда вытянута с юга на север) – обрывистый, а к северной оконечности примыкает карьер. По этой роще ещё в своё время очень любил гулять V. Alava и любят гулять приезжающие в Толмачи финны.

А Татьяна потом мне сказала, что на этой горе под соснами и есть старинное местное кладбище. Видимо, карелы, переселившись сюда, устроили новое кладбище по своим традициям – за водой (в данном случае за ручьём), на горе и в хвойной роще (в данном случае сосновой). Русское же кладбище находилось до этого на месте современной церкви. Потом на это карельское кладбище (где то в 30-х годах XIX века) перевезли деревянную церковь из села, а на её месте построили современную каменную. Вокруг кладбища на Болдангора была довольно мощная ограда из валунов.

Церковь на горе простояла аж до 50-х годов, её разобрали на что-то, ограду из валунов пустили на строительство дороги (на мостовую) в Толмачи. А гору со стороны ручья стали разбирать тоже на дорожную насыпь – пока не посыпались кости, тогда общественность возмутилась, но это бы навряд ли остановило, а остановил процесс уничтожения горы заперт санэпидстанции. Вот почему западный склон горы обрывистый – там брали песок, а изначально он был отлогим. В 80-х годах опять начали разбирать гору – с северного конца – и опять на строительство дороги. И опять общественность возмутилась – де опять до кладбища дойдёте, но с другой стороны. И прекратили.

Сейчас на месте церкви – лишь полянка среди сосен да 3 (из 4-х) краеугольных камня скрытые мхом. Данилова нашла старый намогильный камень там, на котором высечено "здесь похоронена раба божия такая-то…" и год смерти 1843. Ею сделана фотография этого камня.

На фотографии Толмачей начала XX века, которая хранится у Даниловой, хорошо видна Болдангора, церковь на ней, восьми- и шестиконечные кресты на кладбище (без крыш), валунная ограда вокруг него. Застройка Толмачей была плотная, многие дома очень большие – похожие на Лебедевых в Строкине, крыши покрыты дранкой – это то и сгубило Толмачи в 1936 году.

Ночь остался ночевать у Даниловых.

(Данилова сказала, что карелы иногда называют сливочное масло "русским маслом" – так как карелы до прихода на тверские земли не знали масла из сливок, а масло делали из сметаны. А ещё карелы говорят: "Чего ты смеёшься как русская?!")

 

Утром сегодня, в среду, 18 августа, отправился из Толмачей в Залазино. Святогоровой Евгении Николаевны не оказалось в деревне – уехала в Тверь. Зашёл в сельсовет, оставил анкету главе администрации – Владимиру Петровичу. Он сказал, что тверские карелы лучше понимают финнов чем петрозаводских карел (видимо, имеются в виду ливвики или людики).

Потом пошёл в школу. Там встретил директора – Светлану Николаевну Пименову, которая оказала мне поддержку – нашла людей, которые могли бы заполнить анкеты, отвела меня к ним, показала школьный музей. У одной женщины 66-го года разговор зашёл о местных колдунах (плохих), которых в деревне хватает; и обе соседки у этой женщины – колдуньи – вот ведь угораздило! А Светлана Николаевна (русская, кстати), отметила, что карелы славятся колдунами. Кстати, она мне рассказала, что её мужа в 70-х годах не взяли в какой-то технический вуз только потому, что в паспорте было написано «карел».

В Залазинской восьмилетней школе 56 детей. По-карельски не говорят и мало кто понимает. По-карельски говорят только старые люди. А среди молодёжи очень много приезжих, уже добрая половина Залазина – не карелы.

По прежнему председателем Залазинского колхоза является Агафонова Татьяна Ивановна, но при ней он ещё больше развалился. В колхозе 140 голов КРС, коров 80 голов.

Зашёл в контору колхоза. Агафоновой не оказалось – в Твери. В конторе заполнил ещё 2 анкеты – у 32-летнего парня из Волхова и женщины под 60. Она сказала, что карельский язык не забывает, что раньше молодыми только по-русски говорили, а под старость лет прямо тянет говорить по-карельски, не можешь ничего с собой поделать. Сказала, что в Волхове коренных жителей больше процент, поэтому по-карельски говорят больше.

А так внешне Залазино – обычная деревня, с традиционными домами
а-ля Строкино, и с несколькими улицами типовых домов.

К вечеру вернулся в Торжок. Экспедиция закончилась.

 

Используются технологии uCoz